"Я люблю тебя, папа!"

  

     Как и с чего начать свой рассказ о самом близком мне человеке? Так и хочется крикнуть вынесенные в заголовок слова!

Это был умный и цельный человек, который всегда всего добивался сам и был, как говорят, суров, но справедлив – наверное, с другим характером и подходом к жизни он не смог бы сделать и десятой доли того, что сделал. Одновременно папа был добрым и нежным, очень любил дом, хотя основное время проводил на работе. Я помню, как, следуя из школы домой, я забегала в штаб, чтобы вместе с ним пойти домой, но часто засыпала на диване в кабинете, ожидая, когда он закончит свои бесконечные дела.

Вообще-то, для меня, как для ребенка, жизнь была интересна! Я, конечно же, плохо помню наше пребывание в Сочи, где я родилась, а папа строил морской порт, который и сейчас находится в круглосуточной работе, изредка обновляя свои фасады. Но уже все остальные наши «путешествия» по стране надолго сохранились в моей памяти.

В Сибири, где-то в деревне, мы жили на втором этаже деревенского дома в одной комнате всей семьей: папа, мама и мы с сестрой. Брат в то время учился и жил у бабушки. На первом этаже жила хозяйка дома – очень добрая старушка. Вечером, когда все собирались в доме, она кричала мне наверх: «Лексевна, айда ужинать!», и непременным блюдом на столе всегда был чай с молоком, а молоко было топленым в горшочке в русской печке. Мы с сестрой всегда спорили за право съесть коричневую корочку с топленого молока, которая нам тогда казалась лучшим лакомством.

Там же летом я с деревенскими девчонками каталась на хлебоуборочном комбайне по бескрайним золотым полям. Зимой вся деревня по самые крыши была завалена снегом, который дружно таял весной и папа в распутицу, сам в резиновых охотничьих сапогах, носил меня на руках из дома в клуб «в кино», подсвечивая дорогу фонариком, который, почему-то, назывался «жучком».

При каждой возможности, когда у кого-либо из взрослых появлялось свободное время, мы катались на лыжах, ходили в лес за грибами. Мне очень нравилось играть и заниматься с собакой, в общем, жили, как все.

Затем был Красноводск, который я, почему-то, помню плохо, хотя по возрасту была старше, чем в Сибири – наверное, жизнь была тяжелей и малоинтересной. Папа рассказывал, что даже некоторые офицеры старались побыстрее выполнить свою работу и уехать оттуда. А однажды в городке появились полчища крыс и вскоре обнаружилась какая-то жуткая болезнь – чума! Детей старались вывезти, а умерших от болезни людей сжигали вместе с домами, стоявшими на сваях. Помню только эти дома и песок, который был, казалось, везде – в глазах, в ушах, под одеждой! Мы уехали с мамой в Одессу к бабушке, а папа приехал за нами позже, когда полностью выполнил свою работу и получил новое назначение.

Самое яркое и запоминающееся среди наших переездов и мест пребывания мне представляется проживание в Казахстане, в нашем любимом городе Приозерске. Из Одессы мы долго ехали и, наконец, прибыли на ничем не примечательную, разве что множеством бездомных собак, станцию Сары-Шаган.

Полигона и жилого городка, как таковых, еще не было и, пока строился наш дом, мы жили в этом казахском поселке в бараке, в одной комнате с другой семьей через перегородку, позже – в отдельной комнате. Здесь я пошла в первый класс, а некоторое время спустя мы переехали в гарнизон, который строился в 12-ти км от железнодорожной станции Сары-Шаган.

Наш дом стоял на самом берегу и из окна был виден красавец Балхаш. Вот тут-то мы прожили с 1956 по 1962 год, пока папа работал начальником строительства этого уникального, как оказалось, полигона. Будучи ребенком, я этого не знала и не понимала – осознала значительно позже, когда повзрослела и приехала к родителям на юбилей части уже через несколько лет после отъезда в Москву. А до этого я просто, как все дети, жила в своем мире, училась, дружила, любила своих родных и очень хотела, чтобы папа почаще был с нами, а не работал с утра до ночи, часто засыпая здесь же в штабе, в своем кабинете.

Но мы все обожали этот город, который быстро строился и был для нас родным и близким с зеленеющими тополями, цветущими в мае тюльпанами, необыкновенным по ощущениям купанием в озере – настолько приятные воспоминания, что жуткая летняя жара и лютый холод зимой как-то отступали на второй план. Весной мы с папой ездили в степь, которая была красной от множества распустившихся тюльпанов, казалось, растущих прямо на камнях. Летом же, когда у папы выдавалось свободное время, ездили с ним и на охоту на уток, и на рыбалку. Это было самое замечательное время нашей жизни - жизни в дорогом сердцу нашему Приозерске.

А папа, наш папа, все продолжал, как говорится, посвящать себя этой непростой работе – руководству строительством полигона и города. Приозерский гарнизон жил своей жизнью, нас окружали очень интересные люди, климат отношений между которыми был какой-то особенный – по-настоящему добрый, все друг друга знали и были одной большой семьей, хотя и жили в разных домах.

За эти годы случалось разное: сначала было трудновато и, мягко говоря, пустовато в магазинах и домах, но жизнь потихоньку налаживалась, появился большой универмаг, куда мы ходили, как на экскурсию, а вот «газировки» и мороженого не было – самым большим лакомством для меня был маленький брикетик прессованного какао с сахаром! Постепенно заполнялись прилавки и полки в магазинах – по ним судили об улучшении качества жизни. Появилось подсобное хозяйство, где выращивали овощи, коптили и солили рыбу, у каждого домика на грядках также стала появляться зелень.

Невозможно забыть гарнизонные праздничные парады и демонстрации – все было так торжественно и красиво! Папа шагал впереди колонны строительных частей. Я всегда брала с собой на демонстрацию наволочку, в которую мы с братом сажали настоящих голубей (брат смастерил голубятню у нас на чердаке и разводил сизарей) и я выпускала их в небо, когда наш класс проходил мимо трибуны - это было очень красиво и трогательно – мне в такие моменты казалось, что все смотрят и аплодируют мне! После парада и демонстрации было торжественное собрание, на котором папа выступал с трибуны, а мы, сидя в зале, очень им гордились. А иногда я по-детски ревновала, потому что сидящие сзади женщины шептались о том, какой он красивый и выглядит лет на 10 моложе своего действительного возраста – я тогда не осознавала, что так оно и было на самом деле, из-за своего темперамента он всегда выглядел моложе своих лет.

Мы жили в прекрасном одноэтажном доме (конечно же, не чета современным коттеджам), окруженном пирамидальными тополями, цветочными клумбами, грядками с зеленью. Во дворе у нас жили собака, кот, джейран и сайгак – двух последних папа привез из степи с охоты. Как они уживались между собой не знаю, но жили дружно.

В наш городок довольно часто приезжали с концертами различные бригады артистов, музыкальные ансамбли, как-то даже побывал и ансамбль песни и пляски Советской Армии под руководством Александрова, имя которого ансамбль носит и сейчас.

К своему пятидесятилетию папа получил звание «генерал-майор» и, приехав как-то с работы, заявил нам, что его переводят в Москву – вот тут мы все искренне рыдали, не хотели расставаться со ставшим родным Приозерском. Летом 1962 года, смирившись со своей судьбой, мы переехали в Москву, но связь с нашим городом не прервалась – очень часто наши знакомые и друзья родителей останавливались у нас по дороге в отпуск, в санаторий, при этом рассказывали, какие произошли в городе изменения, делились своими впечатлениями и воспоминаниями. С некоторыми из них уже после смерти родителей мы с сыном продолжаем общаться.

На 45-летие Полигона в 2001 году мы летели туда всей семьей: папа, мама и мы с сыном. Когда папа мне сказал, что мы летим в Приозерск на юбилей полигона и города, я сначала испугалась, т.к. папе было уже 89 лет, и робко спросила его: «Ты не боишься за свое сердце, там же в июле стоит жара?!»  На что он мне ответил: «Я уже ничего не боюсь – мне скоро 90 лет, а если умру, там и похоронишь!». Вот так. Мы летели самолетом командующего ракетными войсками стратегического назначения с посадкой на полигоне Капустин Яр, где нас замечательно встретили и тепло проводили. Кроме нас в самолете было много ветеранов нашего полигона и 45 ЦНИИ Минобороны, хотя свободные места оставались. Наконец мы приземлились на аэродроме города Приозерска на 7-й площадке - открылась дверь самолета и... пахнуло степью! Это ни с чем не сравнимый запах - невольно хочется глубоко вдохнуть и долго-долго не выдыхать!

Поселили нас в городской гостинице. На следующий день состоялись торжества, начавшиеся с военного парада. Папа, как первый начальник строительства полигона и Почетный гражданин города, выступил с трибуны на площади перед ГДО. Далее в ГДО состоялся большой концерт, затем – прием у начальника полигона, естественно, с банкетом.

С приема я, конечно же, сбежала, захватив с собой сына – не терпелось встретиться с домом, в котором я росла. Дом, 1956 года рождения, стоял на своем месте, рядом находился все тот же сарай, в котором наседки высиживали своих цыплят. Правда, клумбы с цветами, которыми занималась мама, уже не было, как-то подсохли и стали ниже тополя (сразу вспомнился фильм «Когда деревья были большими»), ну и беседка, в которой мы играли в куклы, была непривычно пуста… В нашем доме жили чужие люди, но они пустили нас с сыном во двор – походили мы по двору, посмотрели на окна нашей с сестрой спальни и… вдруг на меня навалилась такая тоска, что в дом я проситься не стала. Эта площадка 4-в (временная), где находился наш дом, опустела, часть полупустых домов утопала в заброшенных и неухоженных зарослях кустов и деревьев...

К сожалению (а, может быть, к счастью), родители не смогли навестить наш дом, так как программа встречи была столь плотно насыщена всякими мероприятиями, что времени им просто не хватило.

Поездка в детство была потрясающая, здесь я больше узнала и о папе, и о приозерском гарнизоне, и о полигоне – была очень горда своим отцом, который руководил всем этим грандиозным строительством.

Можно много еще рассказывать о любимом человеке, с которым я прожила большую часть своей жизни, но для этого нужно писать мемуары, на что отважится, по-моему, не каждый, а для меня главное - это память о нем и вечная любовь.

Светлана Королева (Губенко)

 

   

                                Мама и папа