К большому сожалению, Валентин Иванович МОРОЗОВ 01 августа 2014 года ушел из жизни... Земля ему пухом...
САРЫ - ШАГАН
( полудокументальная повесть )
Часть первая
Полковник поднялся раньше обычного, с трудом, ночь была душной и спал он плохо. Он дольше, чем всегда, простоял под душем, - вода была теплой и почти не освежала. Не вытираясь, он вышел на лоджию; относительная прохлада раннего утра постепенно возвращала бодрость. На кухне негромко звенела посуда, - жена готовила завтрак, дети спали, - у них уже начались каникулы.
Сегодня ему предстояла встреча с избирателями. Вот уже несколько лет, как полигону ГНИИП-10, ранее известному узкой общественности как Ташкент-91, присвоили гражданский статус. Точнее - площадке 4, жилому городку, которому присвоили имя - город Приозерск, разрешили избирать горсовет; а жителям дали, наконец, настоящий адрес. Было это, конечно, несерьезно, - в городе жили исключительно военные и их семьи, у горсовета практически не было бюджета, - за все платило Минобороны; но к выборам все относились со свойственной тому времени серьезностью.
Полковник уже избирался, был депутатом и сейчас, исправно сидел на сессиях, где его всегда неудержимо клонило в сон. Там «решали вопросы», мелкие и мало кому, кроме горсоветовцев, интересные. Для полигонного начальства они не были обязательными, а сделать что-либо могло только оно. Горсовету вообще были подведомственны только школы, телецентр и почта. Депутатство тогда было всего лишь знаком принадлежности к определенной касте, имевшей в руках совсем другую власть, а всякие Советы были лишь декорацией. Важность той или иной должности, не стесняясь, определяли по тому, в какой Совет должен избираться занимающий ее, - в верховный, республиканский или, скажем, - районный. Начальник полигона, например, был республиканским депутатом и членом казахского ЦК. И не выше, и не ниже.
Полковник выдвигался от «коллективов» 18-й и 60-х площадок - измерительных пунктов дальнего рубежа; до ближней -18-й предстояло ехать почти 150 километров, до дальних за день было не добраться - более 300 км по бездорожью и солончакам. Поэтому на 18-ю были заранее вызваны делегаты с 60-х. «Коллективы» площадок состояли из некоторого количества офицеров и солдат, изнывающих от безысходности существования в замкнутом коллективе, в отрыве от какой-либо цивилизации. Даже на самую крупную -18-ю - воду возили от ближайшего колодца - за 20 километров, а дальняя - 60-я и хлеб, и воду получала из соседнего рудника в 56 километрах.
Полковник позвал в дом водителя, ждавшего в новеньком «уазике», - солдата по имени Аман,- высокого, сухощавого туркмена, по-восточному преданного своему начальнику. Этого водителя он выбрал сам из очередного призыва, не доверяя офицерам автополка. Доверие они потеряли после того, как назначенный ими водитель перевернул машину на повороте к 8-й площадке, заснув за рулем после ночного наряда «на картошку». При этом в машине сидел еще и представитель центра подполковник Переслегин, так что потом вся Москва знала, кто и как возит на полигоне приезжее начальство. Аман умел постоять за себя, «деды» в казарме его не трогали, - побаивались, командиры в наряды не назначали, - не велел Полковник. Не зная ни одного слова по-русски при призыве, он через полгода свободно говорил, а через год – писал на русском.
Позавтракали вместе с водителем, - он выехал еще до завтрака в казарме; спустились к машине, захватив флягу с водой, тронулись в путь.
УАЗ выехал на центральную улицу Ленина, мимо трехэтажек, в одной из которых Полковник прожил первые десять лет на полигоне, мимо кинотеатра «Октябрь», где были просмотрены все кинохиты тех лет, и направился в сторону «Полуострова» - вечно временного жилого городка строителей. С него началась история полигона, после того, как замминистра обороны маршал Конев 1.4.56 года, в день смеха, утвердил проектное задание на его строительство. Поэтому у проектировщиков объект назывался «1456». Полигон был крупным научным центром Войск ПВО Страны, именовался войсковой частью 03080, для открытой переписки - 03100.
Справа от дороги, между Приозерском и Полуостровом, стояли корпуса госпиталя, - лучшего в Казахстане, что подтверждалось грамотой казахского ЦК и Совмина. Начальником его в то время был полковник Крылов, впоследствии - начальник Центрального госпиталя им. Бурденко в Москве. Уровень медицины в госпитале был наивысшим, многие операции делались только здесь и в Москве. Здесь, из окна родильного отделения госпиталя, жена впервые показала Полковнику первенца - дочь.
Первый госпиталь размещался в щитовых бараках на Полуострове. Еще старшим лейтенантом он попал туда после того, как его машина перевернулась на дороге к 54-й площадке в январе, в 20 км от Сары-Шагана, при морозе в 20 градусов и сильном ветре. По счастью машина встала на колеса, а водитель сумел вывести ее на дорогу и доехать до госпиталя. Молоденькая медсестричка, увидев среди ночи залитого кровью офицера, чуть не упала в обморок, потом долго будила дежурного врача, оказавшегося педиатром - детским специалистом. Этот киндерэскулап, зевая, зашивал ему раны на голове, а он успокаивал сестричку, трясущимися руками подававшую инструменты.
Слева показались силуэты зданий и антенн 8-й площадки. Там когда-то испытывался образец РЛС «Днепр», а сейчас завершались испытания РЛС следующего поколения «Дарьял» и монтаж стенда «Дон-2НП». Разработчики, так называемые «промышленники» из «почтовых ящиков», нагнетали на этих объектах невероятный ажиотаж, хотя сами отставали больше других из-за постоянных нестыковок, доработок, недопоставок технологического оборудования.
Особенно отставало у них программное обеспечение, не столько из-за несовершенства ЭВМ, сколько из-за недостатка профессиональных программистов: кибернетику совсем недавно перестали считать лженаукой, кадры еще не выросли, а ЭВМ клепали на базе еще М4 –первой советской ЭВМ для ПРО. Новейшие ЭВМ и современные методы их применения только начали внедряться, - первую из более - менее современных, - БЭСМ-6 применили на «Омеге» Б.В. Бункина. Следующее поколение ЭВМ – «Эльбрус» на полигоне впервые представили на объекте «Неман» в приезд председателя ВПК Леонида Смирнова. А производительность программиста, например - в главном вычислительном центре НТЦ в Москве, составляла 0,2 - 0,4 командо-слова...в смену! Полковнику иногда казалось, что промышленники сознательно затягивают работы, стараясь вытянуть побольше денег из бюджета. Потом, узнав эту научную кухню поближе, он убедился, что виной тому часто были и непрофессионализм, недобросовестная конкуренция «ученых» и обыкновенный совковый бардак в работе. Всю работу тянули десятки талантливых трудоголиков, около которых «кормились» тысячи «троечников».
День у Полковника сегодня как бы нерабочий, отдан общественным обязанностям, но выбросить из головы текущие дела вряд ли удастся. Отвлекали воспоминания, связанные с местами, которые проезжали, а вспомнить было что.
Проехали развилку дороги на Сары-Шаган и КПП на аэродром. На всех КПП его знали, пропускали без проверки. Впереди был мост через железную дорогу, слева - 137-й километр - ж/д станция примыкания, отсюда местные ветки вели в город и на аэродром. Одноколейную «железку» построили во время войны, она соединяла Караганду с Алма-Атой. При проезде через полигон можно было видеть антенны и купола РЛС 8-й, 14-й, ЗД и 38-й площадок. Однажды, во время поездки с целины в Алма-Ату, Хрущев на этом перегоне не спал. Когда увидел огромные белые купола радиопрозрачных укрытий антенн, спросил - А это еще что? Ему объяснили, и после этого все пассажирские поезда ходили через Сары-Шаган только ночью.
Впереди показались строения 7-й площадки - аэродрома, слева - ангары, здания технических служб, стоянки, справа - жилой городок, - казармы, клуб, жилые двухэтажные дома; в одном из них он жил первый год после приезда на полигон.
Этот год оставил лучшие воспоминания из всех прожитых на полигоне. После казарменных порядков в училище - полная свобода, компания таких-же лихих лейтенантов, самостоятельность вдали от начальства, солнце и море, - что еще? Работа не напрягала, отношения в «науке» не были солдафонскими. Были поездки на мотоцикле за тюльпанами, за вином в Сары-Шаган (на полигоне был сухой закон). Вино было, в основном,- «розовый» портвейн в «шампанских» бутылках да водка с коричневым сургучем на лробках. Были праздники и дни рождения в кругу друзей и соседей. Среди соседей, кстати, были по фамилии Первые. Он - Петр Первый, жена -Екатерина Первая, детей было двое - Александр и Николай, естественно, оба Первые, - вот такая династия. И еще был огромный сибирский кот Васька, страшно прожорливый. Когда он съел всех мышей в округе, на прокорм ему пришлось стрелять воробьев (кормить-то надо!), благо Полковник еще в школе занимался стрельбой, а мелкокалиберку купил в Балхаше. Однажды, в конце зимы, прогуливаясь под звуки капели со всей компанией по городку, он постреливал заодно Ваське на обед и нарвался на зануду - коменданта гарнизона. Компания была большая, комендант не осмелился «применить власть»; держась в сторонке, шумел, что вызовет патруль, напишет рапорт и т.д. Рапорт он написал, в результате Полковнику пришлось, предъявив билет перворазрядника по стрельбе, организовать стрелковую секцию и даже проводить соревнования. При этом все оружие - мелкокалиберки, трехлинейка с оптикой и патроны хранились у него дома. Однажды он на мотоцикле и с трехлинейкой поехал далеко в степь, где по слухам бродили несметные стада сайгаков, но за целый день увидел в бинокль только одного сайгаченка: он забавно подпрыгивал в зарослях карагача, осматриваясь. Охота не удалась, но он увидел тогда, весной, расцвет полупустыни и начал понимать ее красоту и величие.
Аэродром был одним из крупнейших в ВВС, на нем, как и везде у военных летчиков, была своя особая атмосфера, особые дружественные отношения; такие он видел только на базе подводных лодок в Ура-губе, которая теперь называется Видяево. Иначе не может быть там, где жизнь каждого зависит от всех. На аэродроме, как и на всех других, гостей встречали как друзей, кормили обедом в летной столовой, а при случае наливали "массандры" - гидрожидкости из гидросистем самолетов, состоящей пополам из спирта и дистиллированной воды. « - Иванов рапорт подал, - гидросистема барахлит. Надо гидрожидкость менять!». Меняли, и не только к праздникам.
На аэродроме знали все, что происходит в воздухе: о полетах любых аппаратов, в том числе - правительственных, шпионских и летающих тарелок. О полете Пауэрса на У-2 знали уже к вечеру 1-го мая 60-го, знали, что его сбили ракетой, что до этого сбили своего, не подчинившегося приказу вернуться; знали, что Пауэрс остался жив и задержан. Газеты об этом сообщили только через неделю. Больше того - знали, что до Пауэрса – 9 апреля над ними пролетел Белов, летчик - перебежчик, безнаказанно ушедший за бугор. После этого на аэродроме посадили два перехватчика новейшей серии, проходивших войсковые испытания (Т-3, или СУ-9), но Пауэрс обошел аэродром стороной.
Кроме всего, Полковник, служивший в НИЦе, имевшем два катера, в силу своей морской формы исполнял обязанности «замком по морде» - « заместителя командира по морским делам». На катерах он был капитаном-наставником, тренировал экипажи, иногда выходил в «море» и даже плавал в город Балхаш. В плавании «экипаж» писал пульку, а сдающий проверял «автопилот», - штурвал привязывали ремнем к нактоузу. Убедившись, что курс сбился на 5 градусов вправо, сдающий правил до 5 градусов влево, «включал автопилот» и шел доигрывать.
Слева от дороги показались аэродромные стоянки; на самой дальней стоял ТУ-16 с подвешенными под крыльями крылатыми мишенями (значит сегодня будут стрельбы), правее силуэты самолетов загородил ангар № 2, самый большой в то время в ВВС; здесь он начинал службу в НИЦ ( в/ч 23447) ГК НИИ ВВС, что на подмосковной Чкаловской. В то время отрабатывали взлет и посадку беспилотного ТУ-16, для посадки даже построили грунтовый аэродром позади основного. Это было потрясающее зрелище: большой самолет, поднимая клубы пыли, плавно приземлялся, и все знали, что экипажа в нем нет. Почти, как «Буран», но задолго до него.
Правее взлетной полосы виднелись пусковые установки ракет-мишеней Лавочкина ЛА-17ММ. Прославленный авиаконструктор умер от инфаркта на полигоне, после удачного пуска одной из его ракет. Полковник стоял в почетном карауле, когда его провожали в Москву. После этого над полигоном летали только его ракеты-мишени...
А самый большой ангар так никогда и не использовался, все годы в нем лежал только электровесовой макет противоракеты, который сейчас стоит памятником на одной из площадей Приозерска.
Чуть дальше стояли корпуса техпозиции подготовки ракет. Там Полковник с удивлением наблюдал, как остатки ядовитого гептила сливали в бетонные желоба и смывали водой в отстойник. При этом у всех на боку висели потивогазы, но никто их не одевал – жарко.
За аэродромом, справа от дороги на открытой «позиции отстоя» виднелись несколько противоракет в контейнерах, подключенных к системам «жизнеобеспечения». Они стояли там по многу лет, через заданное время какую – нибудь из них запускали. Так проверялись гарантийные сроки их хранения.
В нескольких километрах за «семеркой», справа от дороги стоял неприметный бункер из бетонных блоков с осыпавшейся обваловкой, обнесенный жиденьким проволочным ограждением в один ряд. Полковник как – то побывал в нем в составе очередной комиссии. Приехали с командиром части и начальником караула. Единственный часовой с автоматом потребовал пароль, получил его, и все вошли в бункер через мощную дверь с сигнализацией и несколькими замками. Внутри на аккуратных подставках лежали овальной формы ядерные боеголовки к противоракетам. На каждой светился зеленый глазок. Походив между ними и осмотрев все, на выходе все расписались в специальной книге, что никому и никогда не расскажут о дислокации и количестве головок, увиденных там. Это им подтвердили и устно. Поэтому Полковник под страхом смерти никогда не скажет – сколько. А не говорить, что они там были, - не расписывались. Тем более, что их там давным – давно нет.
Солнце начало припекать, перевалило за 30-ть, ветерок от движения машины уже не справлялся с жарой. В этом районе в году было 330 безоблачных дней, всегда дул ветер, помогавший в жару, но плохо переносимый зимой. Безлюдье и безоблачность, позволявшая всегда визуально наблюдать все, что летает, - основные причины размещения полигона в этом месте.
Полковник испытал на полигоне мороз в 51 градус и жару в 49. Зимой, приехав на 54-ю с москвичами, вынуждены были метров 150 идти против ветра при 50 градусах мороза до своего домика, - подъезд был перекопан. Все обморозились, а один франтоватый москвич даже подморозил свое мужское достоинство.
Как-то летом праздновали «День рыбака» с главным строительным начальником, командиром в/ч 19313, компанейским эстонцем из Сибири по фамилии Ааман, - на катере вышли в озеро, наловили рыбы, пришвартовались у камышового островка. Все было как всегда: спирт разводили водой в эмалированном тазике, охлаждали жидким азотом, рыбу коптили прямо на палубе. Вдруг с запада, из пустыни, подул горячий, как из печки, ветер. Горизонт заволокло мглой, на зубах заскрипел песок. Палуба раскалилась,- все сидели по шею в воде, рюмки и закуски плавали перед каждым на листах пенопласта. Периодически проверяли соответствие числа «подносов» числу голов.
В этот день в тени было +49. Весь Приозерск провел день в озере.
Тяжелее всего переносились жаркие ночи, когда при 30 градусах не помогали мокрые простыни и вентиляторы, включенные на всю ночь. Правда, частенько бывали тихие, прохладные вечера, без ветра; озеро становилось зеркально гладким, в лучах заката расцвечивалось нежнейшими оттенками голубого, зеленого и розового цветов; даже великий художник не смог бы передать эту палитру.
Бетонка тянулась по плоской равнине, местами пересеченной грядами холмов с разломами белоснежного кварца на вершинах, ярко бликующими в лучах солнца. Еще не успевшие порыжеть кусты тамариска - пустынной акации, низкорослые деревья карагача и саксаула расцвечивали зелеными и розовыми пятнами серо-коричневое однообразие пустыни. Пора цветения тюльпанов прошла, цветут они всего неделю в мае, но кто не видел этой красоты, представить ее себе не сможет. Совершенно красные поля, на километры, до самого горизонта! Похожие поля он видел в Чуйской долине, но там были маки. Тюльпаны же всегда вызывали у него видения из детства. Тогда, еще был жив отец, они жили в поселке геологов в Оренбургской области, и сразу за их домиком начиналась степь, расцветавшая весной тюльпанами. Только там было больше желтых и белых...
До развилки 6-й и 35-й площадок ехать было километров 60, дальше - прямо - 42 до 6-й, направо -35 до 35-й. На этих площадках стояли основные пусковые установки ракет, разрешенные договором по ПРО от 72-го года.
После подписания договора, на полигоне спешно ликвидировали все, что не подпадало под соглашение. Полковник взрывал пусковые «Алдана» (ПРО А-35) на 38-й. Пусковые тщательно сосчитали, лишние столы взорвали, подъезды засыпали. Сложнее было с 35-й: там с прежних времен остались две кабины на колесах, отнесенные к ПРО, - «Азов», а передвижные договором запрещались. От начальства поступила команда:
- Cрочно замаскировать под стационарные! - Ночью и в окнах между пролетами чужих спутников обкладывали колеса кабин кирпичом! Это, правда, не помогло: скандал продолжался, пока эти устаревшие, годные разве что на тренажер, кабины не показали американским наблюдателям на Гомельском радиозаводе.
Военные и промышленники, по сути, были антагонистами: промышленники хотели как можно скорее впарить военным свои недоделанные объекты, военные, естественно, очень не хотели их принимать. До приемки объекты эксплуатировали промышленники, в лучшем случае - совместно с военными, но именно они за все отвечали, заменяли все, что ломалось; была целая система промежуточных приемок, тянувшихся годами, а то и десятилетиями. Однако антагонисты объединялись, когда нужно было показать товар лицом, - периодически устраивали спектакли.
Полковник вспомнил последние испытания на 6-й: все было в лучших традициях, - съехалось руководство Войск ПВО, Главка, Радиопрома, ВПК и т.д. Построили навес в километре, начальство заняло места, голос из динамика начал объявлять:
- Поступило целеуказание! - Пусковые контейнеры разворачиваются в направлении старта! - До старта 30 секунд! - Старт! Видно было, как пусковые контейнеры повернулись и наклонились, потом из них вырвалось рыжее пламя, и две ракеты, вначале неспешно, потом все быстрее, в ореоле огня из ускорителей и двигателей стабилизации, улетели в облака. Этот день, по закону пакостности, был одним из 30-ти пасмурных дней в году. Тот же голос продолжал: - 280 секунд, полет нормальный!,. Удаление… километров! Все знали, что цель - виртуальная, что нужно достичь определенной точки. Объявили, что достигли, все разошлись по машинам, поздравляя друг друга с успехом. А если бы работали по реальной цели - неизвестно, чем бы все закончилось. Истинное отклонение от расчетной точки выяснилось только через месяц, после расшифровки данных от всех средств наблюдения.
На «шестой» проводились основные испытания ПРО с натурными пусками противоракет по условным и реальным целям. Были испытаны и приняты на вооружение системы ПРО А-35 «Алдан» ракеты А-350Ж. Сейчас там испытывались новые ракеты системы А-135 – А-925 (51Т6 Грушина) и «Спринт-1» ( 53Т6 Люльева), шахтного базирования.
. Шахты бурили шахтеры «Спецпроходки», облицовывали и монтировали оборудование зубры - монтажники одного из трестов Минмонтажспецстроя.
Руководил этим трестом Михаил Беликов, хороший знакомый, скорее - друг Полковника, умный и деловой, имевший, к тому же, солидный авторитет в верхах. На полигонном участке, которым руководил Феликс Седловский, были собраны лучшие из лучших монтажников страны, - они могли все. Они монтировали сложнейшие системы ионообменного обессоливания воды для охлаждения передатчиков, системы сжижения гелия и многое другое. Любимой присказкой Феликса была: «Я могу сделать даже самолет, только это будет долго и дорого, потому что - вручную». Получали монтажники неплохие по тем временам деньги - 800 - 900 рублей в месяц.
Анекдот, но именно они проводили научные эксперименты с лазерами системы «Терра» генерального конструктора ЦКБ «Астрофизика» Никодима Дмитриевича Устинова, сына Министра оборонной промышленности, а потом - Министра обороны. Полковник иногда встречался с Н.Д., в неслужебной обстановке тоже; тот пил только минералку, говорили, что он закодирован. При встречах и проводах на аэродроме Н.Д. целовал всех взасос, как это было принято в политбюро. Полковник никогда не слышал от него ни одного слова по существу его разработок; только когда говорили, например, - «Надо бы.,. но это стоит 50 миллионов...», он как бы просыпался и спрашивал своих: «У нас что, 50-ти миллионов нет?». Итогом испытаний «Терра» был прожженный лазером пятак, который подарили кому-то из начальства. При этом у Н.Д. было все - золоченые зеркала, специальная оптика, огромные средства на строительство комплекса «Терра-3», - и это при неудаче всех предыдущих испытаний. Здание «Терра-3» недостроено и разваливается. От неё остались только байки про «воздействие» на американских астронавтов.
Лазерный оптический локатор (ЛОЛ) для СККП не был создан и за 25 лет. Так и приняли без него.
А осколок просветленной линзы 10-сантиметровой толщины от первого испытания лазера с взрывной накачкой хранится у Полковника и сейчас.
Сейчас на «шестой» восстанавливалась вывернутая люльевской ракетой шахта. Для этой ракеты были созданы специальные пороха со скоростью горения больше 90 см/сек, мощность факела оказалась выше расчетной, и все «потроха» шахты вынесло наверх. А может быть, неправильно просчитали шахту.
Недоезжая нескольких километров до «шестой», налево уходил пучок грунтовых дорог на «вторую» площадку – 234–й Учебный центр ПВО. Сюда приезжали для учебных стрельб полки ПВО, а периодически здесь проводились масштабные учения ПВО под названием «Союз – ХХ». Вторая площадка считалась самой пыльной на полигоне – вся степь вокруг нее была изъезжена передвижными ЗРК. В конце лета этого года ожидались очередные учения.
Полковнику было направо - на 35-ю, за ней, уже по грунтовым дорогам, до 18-й.
На 35-й тоже не обходилось без курьезов при испытаниях.
Байка: Как-то на 35-й испытывали одну из первых противоракет - В-1000. Старт - вертикальный. Ракета приподнялась над столом, покачалась, упала на бок и поползла по земле в сторону собравшихся поглазеть солдат-строителей. Те, в основном таджики и узбеки, вместо того, чтобы разбежаться, кинулись ей навстречу. Чудом никто не пострадал. А когда их спросили - зачем они мчались к ракете, ответили: - Касманавт спасат, тавариш началнык! Наверное, им из «режимных соображений» объяснили, что здесь - космодром…
Еще одна: Смешной случай был на «семерке»: в монтажном корпусе тестировали ракету. Кто-то работал внизу, кто-то под потолком на стремянке. Вдруг - грохот: нечаянно замкнули цепь и у ракеты внутри контейнера раскрылись стабилизаторы. Вопль: - Беги, сейчас рванет! Никто потом не мог вспомнить, как свалился со стремянки, как бежал, как перелетел через проволочное ограждение. Назад перелезть не смогли, шли вокруг, через КПП. А у того, что на стремянке, оказалась трещина в ноге, почувствовал он это, только отбежав на километр… На следующий день сообразили, - ракета была не заправлена, вместо головки – болванка…
Ветер выдувал влагу из тела, все сильнее чувствовалась жажда, но пить воду сейчас бесполезно, - она сразу выйдет легким потом, а жажда вернется. До 35-й близко, там можно отдохнуть и освежиться.
Машина вдруг клюнула носом, резко затормозив, - Аман увидел впереди препятствие, - бетонные плиты дороги встали «горбом», нагревшись на солнце,
Бормоча что-то по-туркменски, Аман медленно перевалил через бугор и снова нажал на газ. Время подходило к 9-ти, вдали показался КПП 35-й. Увидев издалека пропуск-вездеход, солдат поднял шлагбаум, отдавая честь. На 35-й Полковника не ждали, он не предупреждал, - поездка не служебная, да и площадка не по его епархии, а по ведомству Сташевского.
Начальник площадки подполковник Фролов проводил утреннее построение - важный элемент поддержания дисциплины. Сотни полторы офицеров и солдат стояли в строю, - все должны быть на месте, выбриты, начищены; любое нарушение ведет к расслаблению, расслабление - к развалу дисциплины.
На полигоне офицеров было больше, чем солдат. Практически все они имели высшее инженерное образование, на них держалась вся инфраструктура испытаний, они зачастую решали их исход. Многие из них непосредственно участвовали в доводке аппаратуры, и иногда чье-то предложение развязывало узел, над которым бились целые институты. Они осваивали новейшую технику, чтобы потом учить работе на ней операторов боевых объектов.
Они же должны были учить и воспитывать подчиненных им солдат, чем, как правило, не занимались, - нудно, трудоемко, да и не всем дано. Проще было работу с «личным составом» перевалить на плечи сержантов, выходцев из солдатской среды, уже поэтому не имевших власти и авторитета. Или же на «дедов», прошедших «дедовскую» школу. Именно лень и равнодушие, самоустранение офицеров, в том числе - замполитов, от воспитания подчиненных, стало общей причиной дедовщины в армии. Институт прапорщиков в то время уже ввели, но они кучковались вокруг «хлебных» объектов - складов, пекарен, столовых, в Военторге. Раза два в месяц начальник полигона устраивал публичные разносы на совещаниях начальникам, у которых дедовщина принимала такие формы, что ее не удавалось скрыть. Особенно дикой была дедовщина среди строителей.
Не миновала чаша сия и Полковника. В то время на «чугунке» внедряли диспетчерскую централизацию. Внедряли, как всегда, поэтапно, то-есть долго и бестолково. Проложили кабели, но аппаратуру коммутации поставить не успели; взамен на каждом пункте среди степи посадили девчонок - стажеров желдортехникума, которые вручную соединяли каналы. О них сразу пошла молва по всем площадкам - есть куда бегать в самоволку. В такую самоволку как-то ночью наладился со-товарищи водитель Полковника, белобрысый и голубоглазый орловский паренек Ваня. Был он по-детски открыт, доверчив, заподозрить его в чем-то нехорошем было просто невозможно. На пункте коммутации Ваня с дружками столкнулся с солдатами из стройбата, приехавшими с той же целью. Была драка, в которой Ваня монтировкой пробил одну из строительных голов. В расследовании этого дела участвовал начальник штаба полигона - интеллигентный, спокойный и доброжелательный подполковник Жидков, из науки, никогда не применявший ненорматива, чем очень импонировал Полковнику, тоже не употреблявшему бранных слов. В этом Полковник был, видимо, в отца, который, по словам матери, сидя в камере с уголовниками, когда его арестовали в 37-м «по разнарядке», за 10 месяцев отсидки искоренил мат в камере напрочь. Жидков же, обличая виновника перед строем, орал «не своим матом» так, что уши вяли: « Ты, …, ты что с этой девчонкой сделал?! Да она еще от тебя и беременна! Да твой... после этого на кружочки, как колбасу, порубить надо!». Видимо он считал, что с каждым надо говорить на его языке. Ваня в итоге получил два года дисбата. Несмотря на его просьбу, Полковник ему не помог, - сам виноват. Характер у Полковника был тяжелый, - единственный неблаговидный поступок навсегда лишал человека его доверия.
Командир 35-й скомандовал «Вольно! Разойдись!», и Полковник, стоявший в стороне, под возгласы: «Какие люди! Чем обязаны?», - попал в объятия. С Фроловым они знакомы лет восемь, будучи на разных должностях, не раз выручали друг друга, немало вместе выпили водки и других напитков. После обычных расспросов про здоровье, семью и очередные чудачества начальства, поехали посмотреть основные объекты. Полковник знал, что по возвращении его подробно расспросит о том, что делается на 35-й и 18-й, зам по науке полковник Тарновский, неведомым способом узнававший, кто где бывает, и не признававший деления на моё - не моё.
К Тарновскому у него было двойственное отношение. Умнейший специалист, нестандартно мыслящий, находящий неожиданные решения сложных задач, уважаемый всеми «учеными», с кем работал, он был законченным, безнадежным алкоголиком. Это была болезнь. Огромным усилием воли он сдерживал себя, его никогда не видели на банкетах по поводу праздников, дней рождения, переводов по службе.
Доверял он, почему-то только Полковнику и Феликсу. Когда не оставалось сил терпеть, он приходил к ним, принимал «на грудь» грамм сто и падал замертво. Он был уверен, что никто об этом не узнает: они имели репутацию надежных. При этом Тарновский «по службе» был как-то даже придирчив к Полковнику.
Мы часто неприемлем тех, кто знает о нас больше, чем мы хотели бы, тех, кто сочувствует нам, зная наши слабости. А может быть, он просто завидовал Полковнику, который всегда, в любой компании старался быть чуть трезвее всех,- это был его главный принцип, и если он нарушал его, то не более двух-трех раз в жизни. В неслужебной обстановке часто говорили то, что вряд ли сказали бы официально; слушать было не только интересно, но и познавательно.
Убежденных трезвенников на полигоне не было, но и алкоголиков – практически тоже. Полковник за много лет помнил всего два случая, получивших огласку.
После короткой поездки по объектам, уединившись в кабинете командира, рассудили, что и как доложить начальству, о чем умолчать, попили квасу из холодильника, попрощались.
Дальше дороги не было, было направление. В полупустыне, изрезанной холмами и солончаками, к одной точке вело множество дорог. Трассу на 18-ю иногда проходили грейдером, это помогало ориентироваться, как и по линиям электропередачи и связи, но многочисленные объезды солончаков и скотопрогонные тропы сбивали с пути.
То ли анекдот, то ли быль: заблудившиеся в степи встречают казаха на верблюде: - Скажи, аксакал, как проехать в Каратал? - Когда казах здесь один жил, один дорога был. Ты пришел, - сто дорог сделал. По какой хочешь, по той и езжай.
Встретить кого-нибудь на этих дорогах - большая удача. И все же один из офицеров полигона, с обещающей фамилией Таранов, ухитрился посреди полупустыни, где сто дорог, протаранить своими «жигулями» «волгу» начальника областной ГАИ. Пути...неисповедимы.
Отношения с местным населением были многообразными – от дружеских объятий до полного неприятия. Здесь жили не только казахи, очень много было русских и украинцев, а также немцев и чечен, переселенных во время войны. Были корейцы, работавшие, в основном, в общепите, - они вкусно готовили и пекли лучший хлеб. По дороге на 54-ю, в семи километрах перед площадкой есть рудник Гульшад, по преданию названный так в честь любимой жены местного бая. Здесь добывали свинец, а в корейской пекарне пекли лучший хлеб в округе. Из каждой поездки туда Полковник привозил пышные, белые, удивительно вкусные караваи.
Самыми обустроенными, зажиточными были немецкие поселения. На другом берегу Балхаша, в устье речки Караузяк, есть немецкий поселок того же названия. Полковник бывал там, каждый раз удивляясь порядку и дисциплине, трудолюбию и доброжелательности жителей. Каждый делал своё дело и делал его хорошо, в силу своего немецкого менталитета, заметно отличающегося от нашего. Поселок жил независимо от советской власти, на самоуправлении; была даже вооруженная охрана для защиты, прежде всего, от набегов чечен. Патрулировали на мотоциклах с пулеметами Дегтярёва.
На полуострове, где стоит Приозерск, до того был казахский поселок Коржынтюбек. Жителей поселка переселили в Тас-Арал, километрах в 20-ти за Сары-Шаганом, построили им жилье, школу и клуб. У Полковника там были друзья - председатель поссовета, директор школы; он иногда заезжал к ним по пути. Принимали его радушно, по всем казахским правилам, зачастую неожиданным. Директор школы и его жена-завуч, казахи, окончили университет в Алма-Ате, были вполне современными людьми, но строго блюли обычаи. Жена, например, не могла сесть за стол с мужчинами, ее дело было - накрыть стол и удалиться за занавеску, откуда она выходила, только если звал муж. На стол обычно ставили водку и топленое масло на закуску, потом подавали бешбармак, который ели руками; к зтому он привык.
За 38-й площадкой, самой южной, есть залив Кашкантенгиз, в переводе - «бегущий от моря». Когда-то залив был большим, потом часть его наносами отделило от озера, образовался длинный солончак в окружении холмов. На одном из них разместили площадку 72 - испытательный комплекс С-300. Место было идеальным: над солончаком можно было летать очень низко при испытаниях низковысотного обнаружителя.
Невдалеке была пусковая площадка метеоракет. С ее начальником, Витей Хоревым, частенько ездили туда поохотиться на зайцев. Невдалеке от метеоплощадки начинались пески, лучшие в полупустыне пастбища. Однажды он увидел там картинку из прошлого: настоящее стойбище кочевого казаха с войлочными юртами, верблюдами, лошадьми и овцами, пасшимися в песках. Главой был аксакал лет 70-ти, бодрый и подвижный, в галошах и цветастом халате с орденом Ленина на груди, по имени Худайберген. С ним кочевали трое сыновей и пять или шесть женщин. Одна, пожилая казашка, была "старшей женой", другие, видимо, невестками, еще одна – лет 25-ти - жила в юрте Худайбергена, который на вопрос - кто она ему, замявшись, ответил: - Ну, так, племянница, в общем...
На самом деле это была еще одна его жена, а сколько их было всего, знал только он. Многоженство среди казахов было и при советской власти.
- Раньше весь степь от Тас-Арал до Мын-Арал мой был,. - говорил Худайберген, бывший бай, а ныне - кавалер ордена Ленина, который он получил во время войны за снабжение армии мясом.
Полковник частенько заезжал к нему в гости, привозил порох, дробь, батарейки, чай; пил холодный кумыс (а холодильника-то не было!), иногда хозяин резал барашка. А Витя Хорев даже принял Худайбергена на работу – сторожем метеоракетной площадки.
Аман старался ехать побыстрее, обгоняя пыль, но она уже покрыла все в машине толстым слоем. Приходилось лавировать между многочисленными буграми и ямами, объезжать не совсем просохшие солончаки по самым дальним объездам, часто тормозить, что удлиняло дорогу. От 35-й до 18-й ехали дольше, чем до 35-й по бетонке.
Пыль напомнила Полковнику его первый приезд на полигон. Тогда он, свежеиспеченный лейтенант, долго ехал на поезде, сошел на захолустной станции посреди сожженной солнцем степи, где стоял десяток домишек, а вдали виднелись «саманки» казахского поселка.. В предписании у него значилось: «Явиться на станцию Сары-Шаган в распоряжение тов. Новицкого» и ни слова более. Хорошо еще, что в купе с ним ехал старший лейтенант с полигона, от него он узнал все про полигон еще в пути.
Они с женами ловили попутку на Полуостров, поймали ЗИЛ, разместились в открытом кузове. Дороги еще не было, были трассы, каждый выбирал свою. На пути лежал огромный солончак, в его мелкой, соленой пыли машины прокатали полуметровые колеи, ехать по которым можно было не быстрее пешехода. Пыль застилала солнце, черная морская форма стала серой, отчистить ее потом не удалось.
Первые дни они жили в квартире своего попутчика; квартира была в щитовом бараке СР-2, занимала три щита, т. е. три пролета по метру двадцать по длине, что считалось роскошью, - в массе «квартиры» были в два щита. Был сентябрь, солнце палило, как в Питере в разгар лета, степь выгорела добела. Мутная, зеленоватая вода Балхаша была намного теплее невской, хотя местные уже почти не купались,
Первое письмо его жены с полигона начиналось: « Ужас! Ужас! Ужас!..»
Потом они жили в «четвертинке» домика Щ-4а, вместе с другой семьей; ночевали по очереди: то в комнате, то в проходной кухне. Потом в свежеотстроенном общежитии СР-2, где жили только они и мыши, – жена раз пять в день запрыгивала на стол и визжала… Тогда у них появился кот Васька, - мыши пропали, Васька разжирел и брезгливо тряс лапой, когда ему предлагали советскую колбасу.
Это было время, когда Хрущев, сделав ставку на ракеты, сокращал авиацию и флот; тогда же началось создание систем ПРО и ПРН, поэтому большинство выпускников всех училищ направляли, в основном, в ракетные войска и ПВО.
А результаты сокращения флота он видел своими глазами. Незадолго до выпуска он «вырезал гланды» в Первом военно-морском госпитале в Питере, с четвертого этажа которого видно было, как на стапелях Балтийского завода днем и ночью режут на металлолом крейсера типа «Свердлов». За полтора месяца из четырех остались два, уже без мачт и башен.
Выехали на расчищенный грейдером участок дороги, значит 18-я уже близко; показалась мачта радиорелейки; приехали. На площадке стояли два - три кирпичных домика, баня, пекарня, щитовые казармы и столовая; клуба не было, кино показывали в одной из казарм. Полковник знал, что ему снова дадут «наказ» - найти им еще одну казарму СР-2, чтобы разместить клуб, прапорщиков, а солдатские койки поставить в один ярус. Пока это ему не удавалось, но перед этой поездкой он договорился со строителями, что они отдадут освобождающееся общежитие с Полуострова (шутили – вместе с клопами!), разберут и перевезут его на площадку, а соберут наши. Так что главная проблема разрешена, а все остальное - формальности. Для 60-х же он в предыдущее депутатство организовал шефство соседнего рудника, договорившись в один из облетов начальством дальних точек с директором и парткомом. Теперь живущие на каждой из площадок 15-20 офицеров и солдат чувствуют себя менее оторванными от жизни, принимают гостей с рудника, выезжают туда сами, получают помощь продуктами, подарки и т.д
Главными «орудиями труда» на измерительных площадках были РЛС «Кама» и кинотеодолиты КТ-50 и скоростные СКТ, - гибриды телескопа и кинокамеры, которыми отслеживали полет целей; при этом на пленке фиксировались также азимут, угол места и время. По данным от нескольких КТ строилась точная траектория полета. Когда по телевидению показывают старт космического корабля, после команды «Ключ на старт!» звучит: «Протяжка один!.. Протяжка два!», - это команды на включение кинотеодолитов.
Работа на КТ сложна и ответственна: держать маневрирующую цель в визире мог далеко не каждый, а срыв проводки - потерянная мишень, а то и реальная баллистическая или противоракета. Поэтому на площадках все время проводили в тренировках. Тренировались по воронам, обжившим свалку, по воздушным змеям, ночами - по пролетающим спутникам.
Подъехали к штабу, где уже ждал начальник площадки майор Метлов. Сделав три шага навстречу, начал докладывать:
- Товарищ полковник! На вверенном мне...
- Вольно, вольно... Нарушаешь социалистическую демократию. Надо докладывать: гражданин кандидат в депутаты, будущие избиратели готовы задать любые вопросы и получить любые ответы. Ну, здравствуй! Дела в порядке?
- Нормально. Выпьем чаю, а через час соберем людей. Или торопитесь?
- Нет, весь день с вами.
- На рудник поедем?
- Съездим, давно не был.
Километрах в 30-ти на северо-запад находился небольшой рудник Каражал, там добывали медную, свинцовую руду, другие металлы, например - вольфрам и висмут, вывозили в Джезды, а оттуда - в Балхаш, на медеплавильный комбинат. Это было сложно и дорого, но другие рудники истощились, а в здешних рудах были еще и редкоземельные металлы, окупавшие не только рудник, но и комбинат. Ходили слухи, что если комбинат не выполнял план, директор открывал сейф, «чего-то» отсыпал в спичечный коробок, и план выполнялся. Насчет «спичечного коробка», конечно, загнули, но сам факт подтвердил хорошо знакомый Полковнику главный технолог БГМК Шлехтель. Кроме редкоземельных, план выполнять помогала сверхчистая медь, которую плавили только здесь. Шлехтель как-то подарил ему тонкую проволочку из этой «белой» меди, по цвету напоминающей серебро.
За чаем Метлов говорил, в основном, о своих проблемах: о некомплекте солдат, а особенно - прапорщиков, о постоянно ломающемся автотранспорте (один автобус, сломается – на чем возить офицеров к семьям?), о невнимании начальства к их просьбам. Полковник слушал, иногда поддакивал, но думал о своем, - о том, что он будет сейчас говорить этим затерянным в пустыне людям, - офицерам, не видящим свои семьи месяцами, солдатам, считающим дни до «дембеля». Сказать-то он мог многое, но знал, что скажет не больше того, что положено, - за предвыборной кампанией внимательно наблюдал политотдел.
В кабинет заглянул замполит, доложил, что все собраны. В казарме-клубе койки были сдвинуты к стенам, в образовавшемся проходе на скамейках сидели офицеры и солдаты, одинаково загоревшие до черноты, в одинаково поношенной и застиранной форме; для них эта встреча - небольшое, но все же развлечение в унылой повседневности.
-Товарищи! - начал предвыборную речь Полковник,- коммунистическая партия, советское правительство и лично ... уделяют особое внимание развитию социалистической демократии в нашей стране...- далее все, как рекомендовал в предвыборных инструкциях политотдел. Замполит доложит, что все прошло путем, что партию, выдвинувшую его, кандидат не опозорил.
Полковник вступил в партию, когда ему было за тридцать и он занимал достаточно высокую должность. Многие его однокашники, в отличие от него, вступали в партию на последнем курсе или в первые годы после выпуска; он же ценил людей по их деловым качествам, поэтому не спешил. Может быть, повлияла хрущевская «оттепель», когда многие поверили, что «членство» уже не определяет будущего. Возможно, его сложный характер заставлял идти «поперек» указанного «светлого пути», отвергать давление сверху - и идеологическое, и начальственное. Наверное, влияли гены: его отец - Иван, и его дед - Иван, были казаками станицы Усть-Лабинской, Кубанской линии, а казаки всегда сами себе выбирали атамана на «круге». Выбирая, - сидели в шапках, а «кандидат» стоял в кругу без шапки. Выбрав, кричали - «Любо!», вставали и снимали шапки, атаман же садился, надев шапку, и говорил: «Значитца, теперя будет так...». Снимали атаманов по аналогичной процедуре.
Доверие к вождям зашаталось в нем еще в юности. Когда он был в девятом классе, сгорела его школа; полгода учились в здании пединститута, среди студентов, во все времена бывших бунтарями, явными или скрытыми. Там же, в пединституте преподавал языкознание известный профессор - языковед, сосланный из Москвы. Он признался студентам, что именно он написал некоторые главы книги знаменитого языкознатца И.В. Сталина «Вопросы языкознания». Студенты, изучая этот труд, составили вопросник по главным тезисам, например: «Всякая мысль осознается человеком через слово»,- вопрос: «А чем же мыслят глухонемые от рождения?». Вскоре следы этого профессора затерялись.
С тех пор все труды классиков, выступления генсеков воспринимались критически, чаще всего как повторяющаяся из года в год болтовня о недостигнутых успехах и невыполнимых задачах.
После смерти Сталина были «никакие» Булганин и Маленков. Потом пришел Хрущев, подаривший надежду: осмелился развенчать культ личности. Но чужие культы, как оказалось, осуждали только для того, чтобы укрепить свой. Хрущев, с его кукурузой и целиной, гонениями на художников и поэтов, карибским кризисом, повышением цен на мясо и молоко, стал первым генсеком, про которого при власти рассказывали анекдоты. Но с него только начали, и это уже неплохо. Хрущев начал необратимый процесс изменения менталитета «советского» народа: с одной стороны - инициировал крах «вождизма», с другой - дал большинству отдельные квартиры, разрушив опору большевизма – коллективизм, общинность. Помните анекдоты про общее коммунистическое одеяло? Каждый начал оценивать свое «я» отдельно от всеобщего «мы», понимать, что все зависит от него персонально.
При Хрущеве повеяло ветерком свободы: читали Солженицына, танцевали рок-н-ролл, носили мини-юбки; в Москве и Питере появились молодежные клубы, где открыто поносили власть. Вышла из подполья авторская песня - Галич, Окуджава, Визбор, Высоцкий. Кое-кто начал выезжать за рубеж.
Еще в училище, знакомые студентки Инъяза, полгода стажировавшиеся в Англии и жившие там в семьях, поведали ему много неожиданного о жизни за «бугром». Оказалось, что можно жить совершенно не так, как мы, и при этом не погибать под «гнётом капитализма». Или империализма. Студенток, правда, волновало другое: за стажировку они похудели на 7-8 кг каждая, на ежедневном английском порридже - овсянке.
Именно тогда сформировалось поколение «шестидесятников»,- внутренне свободной, «продвинутой» интеллигенции; он всегда относил себя к ней. Большинство тех, кто в самые трудные годы делал все возможное для полигона и Приозерска, были из этого поколения думающих, деловых и внутренне раскованных людей. Хотя были, конечно, и те, кто приезжал за очередным званием, а получив его – быстренько сваливал.
Но… люди менялись внутренне, а внешне всё оставалось партийно – советским..
Полковник, вынужденный принимать правила «игры», публично был политкорректен, сидел на политзанятиях, иногда даже выступал, хотя «по делу» часто конфликтовал с «партрабочими» разных уровней. Впрочем, с начальством - тоже.
А вступил он в партию, когда один из немногих умных партработников, встретившихся ему, объяснил: «Вот ты - строгий начальник, командуешь подчиненными, а они собираются на партсобрание и катят на тебя. Потом протокол - в политотдел, а ты и возразить не можешь».
Речь несколько раз прерывалась аплодисментами. Долго говорить он не любил, обычно заканчивал, как только засыпал первый слушатель. Окончание речи вызвало овацию в благодарность за краткость; перешли к вопросам. Полковник политически правильно ответил на заготовленные замполитом вопросы: о внешней и внутренней политике, о происках империалистов и усилении бдительности, о повышении благосостояния. Оставленный «на закуску» ответ про казарму вызвал всеобщее оживление и радость; после него быстренько проголосовали - выдвинуть и поддержать. На этом официальная часть закончилась.
Пообедали с командиром и замполитом в маленькой комнатке, выгороженной в столовой для начальства. Отдохнули в комнате «разгрузки», где операторы КТ восстанавливали зрение и нервы; там был мягкий зеленоватый свет, тихая музыка, стены разрисованы березками. Разговор крутился вокруг давно назревшей проблемы модернизации аппаратуры слежения. Измерители с полигона предлагали обработку и передачу всей информации автоматизировать, были конкретные предложения. Доработки были бы значительными, но соответствующая аппаратура имелась. «Красные» же директора заводов категорически не хотели что-то менять, осваивать, - им проще было клепать на потоке одно и то же, давно устаревшее оборудование, - на нем проще выполнять план. Именно они тормозили прогресс во имя сегодняшних выгод и премий; все это он потом увидел воочию, но об этом - потом.
Прошлись по площадке. Метлов с плохо скрываемой гордостью показывал свое хозяйство, весьма неплохое: были теплица и огород, поливавшийся привозной водой, свинарник, морозильник, в котором хранили сайгачатину, добытую охотой при весенней миграции сайгаков, - хорошая добавка к солдатскому столу.
Кстати, сайгачьи окорока закупала Франция по 36 долларов за кг. Абсолютно обезжиренное мясо при великолепном вкусе дичи. Жена Полковника великолепно запекала сайгачатину в духовке - под такую закусь можно было пить бесконечно
Десятка три деревьев, привезенных «с комом» и посаженных в вырубленные в скале котлованы, оберегались особо, хотя их и приходилось заменять через три-четыре года, - не выдерживали засоленности.
В Каражал выехали по самой жаре, двумя УАЗиками, ехать было больше часа по бездорожью. Через полчаса увидели в широкой котловине колодец в лучах ведущих к нему со всех сторон дорог и троп. Ни люди, ни сайгаки не обходили его, - до ближайшего колодца было много верст. Вода в нем была чуть солоноватой, жесткой, но для питья пригодной.
Еще через час были на руднике. Руду добывали в открытом карьере и в шахте. Вокруг карьера сновали самосвалы, а маленький электровозик таскал маленькие вагонетки туда и обратно по низкому наклонному штреку шахты. Гостей обязательно возили на нем внутрь горы, как в преисподнюю, где стены и своды, сверкающие кристаллами кварца и галенита, казалось, вот-вот сомкнутся и ты останешься там навсегда.
Жили на руднике по-спартански, но гостей принимали по-княжески, - с коньяком, кумысом, копченым балхашским осетром. Обязательно дарили красиво оформленный набор минералов: берилла, пирита, флюорита, малахита, мориона, вольфрамита, висмутина в красивой коробке. Все это добывали в пределах одного рудника.
Военных здесь уважали, - они помогали руднику, в основном – списанной, но вполне рабочей техникой.
Поездили - посмотрели, выпили - закусили, поговорили «за жизнь» и отправились обратно.
Полковник в поездках нередко находил красивые камни, стразы и опалы, а однажды открыл целое месторождение самоцветов. За 38-й площадкой, на берегу залива Кашкантенгиз, он нашел скалу, целиком состоящую из вулканических шарообразных «бомб»: в оболочке из темно-красного гранита - прозрачный кварц, в разломах которого прорастали правильной формы кристаллы - тетраэдры. А в степи, километрах в 20-ти за 72-й площадкой, он открыл месторождение «казахской бирюзы», - голубовато-салатного цвета, в мелкую зеленую и белую крапинку. Он рассказал об этом в Балхаше и через несколько лет в универмаге в Алма-Ате его жена купила себе серьги и брошь из этого минерала. Энергетик с 14-й площадки Стативко наладил станок с алмазным кругом для распиловки камней; у него получались красивейшие пластины, в которых можно было увидеть пейзажи, морские волны, - что подскажет воображение.
Обратную дорогу до 18-й Полковник дремал, - сказывался ранний подъем и напряжение поездки. Пара рюмок коньяку, выпитых в Каражале, на самочувствие не повлияли; он вообще редко пьянел, - видимо, в его генах не было угро-финских, ослабляющих противодействие алкоголю; потому же он никогда не мучался похмельем.
На 18-й еще раз почаевничали. Чай на полигоне пили, как правило, зеленый, - казахский или китайский; почти прозрачный, но очень крепкий, он хорошо утолял жажду. Водителю дали «сухой паек» на случай опоздания к ужину.
Завелись и поехали домой.
Машину подбрасывало и заносило, Аман гнал, как мог, стараясь побыстрее закончить эту поездку. Всю обратную дорогу Полковник обдумывал свою позицию на завтрашнем совещании у начальника полигона, где разработчики и проектировщики вновь попытаются провести свое предложение о строительстве нового стенда одной из систем, вместо использования существующего, как предложил он. Он понимал, что за этим стоят интересы многих высоких начальников, что эту идею поддерживают в Москве. Заманчиво – «освоить» несколько лишних миллионов и получить отсрочку года на два. Три дня назад по этой проблеме уже заседали. Начальник полигона, генерал Спиридонов, почему-то тоже поддерживавший разработчиков, открывая совещание, высказался:
- Сегодня мы должны принять решение... А кто не согласен, пусть лучше уйдет сразу... (намёк Полковнику).
Полковник немедленно встал и сказал:
- Разрешите выйти? - его характер частенько ставил его на грань...
Спиридонов, двигая желваками, сдержался:
- Я бы вам разрешил уйти, но именно Вам делать то, что мы решим. Садитесь. (Это же бунт, да еще в присутствии чужих!).
Но решение перенесли, видимо его доводы были убедительными.
Полковник был бы авантюристом, если бы шел против начальства, не имея цели и запасного компромиссного варианта. Детали его он обдумывал сейчас: сколько будут строить пристройку, изготавливать нестандартную аппаратуру. Как проложить в старом здании волноводы и кабельные потоки, где разместить фазовращатели, можно ли использовать имеющийся вычислительный комплекс и т.д. Завтра он с совещания не уйдет, он будет пробивать свой вариант. А если не пробьет, будет долго переживать, как если бы рухнуло дело всей его жизни. Шансы на успех были довольно высоки, он уже договорился кое с кем из основных оппонентов, в Москве его поддерживали серьезные люди, выделяющие средства и требовавшие их экономии. Но кто знает...
Генерал Спиридонов был четвертым начальником полигона за время его пребывания там. До этого он был начальником полигона в Капустином Яре, прислали его сюда для наведения порядка, и, надо отдать должное, он его навел, насколько это вообще было возможно.
Первым начальником был генерал-лейтенант Степан Дмитриевич Дорохов, его именем названа одна из улиц Приозерска. Это был человек - легенда. Он находил время для каждого, решал проблемы жилья и снабжения, очень сложные в первый период; создавал инфраструктуру полигона, обеспечившую его работу на многие годы.
Он был спокойным, интеллигентным человеком, но требовательным командиром. Полковник впервые встретился с ним еще старшим лейтенантом, когда под общую гребенку хрущевских сокращений попал НИЦ ВВС, в котором он служил. Офицерам НИЦ предложили невысокие должности, но в центре, - в Московской области и даже в Крыму; многие согласились, но потом жалели, - возможностей для роста было немного. Его же и еще двоих из НИЦа пригласил к себе Дорохов (именно - к себе, а не в кадры), предложил остаться на полигоне, хотя перевод из ВВС в ПВО требовал определенных усилий. Он был очень убедителен, рисуя перспективы развития полигона. Полковник согласился, и никогда потом об этом не жалел.
После смерти Дорохова начальником полигона был генерал Трофимчук, ничем особо не запомнившийся, - на дороховском заделе можно было спокойно существовать несколько лет. Был генерал Марков, из замов по строевой, видимо никто больше не соглашался на эту должность. Марков путал науку с учебой, а главным элементом учебы считал строевые занятия. Он ввел еженедельные построения всего офицерского состава 40-й площадки (штаба и управлений), со строевыми занятиями. Если кто-то пытался отпроситься с них по «научным» соображениям, у него начинала дергаться губа и он «командирским» голосом ревел - «Все в строй!». Он быстренько развалил всю работу, поссорился со всеми; к тому же в городе нарастали проблемы.
Назначили спасителем Спиридонова. Тот знал и умел все: когда город замерзал без мазута для котельных, он рассылал офицеров на все железнодорожные станции по пути следования эшелонов, они их «пропихивали». При нем дали в дома горячую воду, наладили снабжение привозным газом, построили новый водозабор. Он успел сделать многое.
Главной особенностью Спиридонова была разговорчивость. Он мог выступать на совещаниях часами, без бумажки, но по делу. При нем появились новые стандарты времени: один «малый спиридон» равнялся полутора часам непрерывного говорения, один большой - четырем. «Говорение» при этом было весьма колоритным. Вот пример: выступает начальник санэпидотдела по поводу дизентерии, которая летом обязательно появлялась в какой-либо части: - В смывах со столов и посуды в 70-ти процентах случаев обнаружена кишечная палочка...
Спиридонов перебивает:
- Вы прямо говорите, что вы вокруг да около, своими терминами...Что это такое, что значит - палочка? Ну? - тот мнется, - Что вы молчите, так и говорите - говно! Говно на столах и посуде! Здесь женщин нет? А, есть одна,.. Ну, ничего, пусть и она знает.
Проехали 35-ю, на бетонке Аман разогнался за 100. Начало темнеть, приедем поздно, сходить на пляж с детьми сегодня не удастся. К тому же, вечер сегодня обещает быть тихим, безветренным, а это - раздолье для комаров. Полковник за много лет научился предугадывать погоду по внешним признакам, - по цвету неба на закате, по комарам, стрекозам и поведению птиц. По всем признакам, завтра будет очень жаркий день: солнце садилось в мутном оранжевом ореоле, значит ветер из пустыни несет песок, рассеивающий лучи. Аман в сгущающихся сумерках включил фары. В их свете вдруг появился тушканчик, убегающий забавными прыжками от машины, руля длинным хвостом с плоской кисточкой. Темнота по сторонам луча от фар казалась ему стенами, поэтому он никак не мог свернуть в сторону. К его счастью дорога вскоре повернула, и он пропал в темноте степи.
Часто на бетонку стаями усаживались птицы, что-то вроде воробьев, но покрупнее. Взлетали перед машиной и попадали в радиатор. Бывало, что радиатор в поездке вдруг «закипал», - остановившись, обнаруживали – решетка забита птицами…
Полковник никак не мог отвлечься от завтрашнего совещания. Пути начальства неисповедимы…
Он пережил на полигоне много разных начальников. Были весьма достойные, как, например, первый – Новицкий. Были и бездарные, вороватые; разные. Был, например, зам по тылу Власенко. Все гадали и спорили, - сколько он наворовал, - миллионы или миллиарды, - это был, конечно, перегиб. Прокурор района, очень интересный человек, о котором позже, как-то за столом назвал трех человек из Приозерска, имевших на счетах в Сбербанке более 100 тысяч рублей: один был заслуженным летчиком - испытателем, ему платили по контракту за каждый полет; вторым был Власенко ( третий не запомнился). Власенко сумел перевестись с повышением и по этому поводу закатил шикарный банкет персон на 200. Все были уверены, - закуски наверняка приготовит военторг из своих подвалов и подсобного хозяйства. А вот водку и коньяк - на свои будет покупать? Потом военторговские сказали: и водку и коньяк списали в военторге "на бой", т.е. за счет допустимых убытков. Потом против него завели уголовное дело, даже привозили для расследования на полигон, но кончилось все ничем.
Был начальник управления строительства полигона Островский, получивший от строителей в уплату за денежные махинации квартиру в Москве. Его даже выгнали из армии с особой формулировкой: "за злоупотребление служебным положением и незаконное получение квартиры в г. Москве",- чтобы квартиру отобрать, но не вышло, - квартира у него осталась.
Первым начальником строителей на полигоне был генерал Губенко. Он – основатель полигона, внесший огромный вклад в его создание в самое трудное время, но… прославился тем, что ему на юбилей "коллектив" строителей подарил автомобиль - 21-ю "волгу" - шикарный по тем временам подарок! Взносы с "коллектива", как выяснилось, собирали принудительно. Жена Полковника работала тогда у строителей, так что это не слухи. Слаб человек… Полковника пытались тогда втянуть в кампанию по защите Губенко (особенно старался Арзанов), - писали письмо Хрущеву (тот активно реагировал на "сигналы с мест"), подключили генеральных конструкторов, - каждому он что-нибудь построил. В итоге дело спустили на тормозах. Губенко потом осел в НИИРПе - НИИ радиоприборостроения в Москве, прибежище отставных военачальников; был там членом парткома, самым непримиримым борцом за чистоту рядов.
В Приозерске все знали всё обо всех. Скрыть что-либо – безнадежная попытка. У одного жена работает в Военторге, у другого – в сберкассе, у третьего – в секретной части. Единственное незыблемое моральное табу – это кто с кем… Хотя и оно было в основном межполовым. Мужики, правда, молчали, как партизаны, ну а женщины… на то они и Женщины.
В отличие от СССР в Приозерске секс был. В ясли и детсады были очереди. Дети Полковника года по два сидели с няней, пока не освободились места. Наверное поэтому так много участников на форумах приозерцев.
Небо впереди, на востоке, стало темно-синим, зажглись первые звезды. Позади догорал закат, небо там было всех оттенков, - от нежно - розового до густо - оранжевого. Темнеет здесь быстро, - через час небо станет бархатно-черным, зажгутся ярчайшие звезды, - такое небо можно увидеть только здесь. Если долго смотреть в это ночное небо, закружится голова от ощущения почти реального полета среди звезд, в глубинах раскрывающегося перед тобой космоса. Скорее всего, именно долгое созерцание звездного неба, так сильно влияющее на психику, породило в человеке мистику, мифы о пришельцах, летающих тарелках и прочей космической чепухе, в которую Полковник категорически не верил, будучи сугубым реалистом. Хотя и насмотрелся всякого, зачастую не поддающегося научным объяснениям.
Однажды он ехал поздней ночью с 54-й площадки по прибрежной дороге. Не доезжая километров 20 до острова Тас-Арал, он увидел над берегом озера яркие вспышки света. Свет излучал какой - то летательный аппарат, конусом направляя его вниз, будто фотографируя берег. Аппарат летел беззвучно, быстро; конус света рисовался четко, хотя ни тумана, ни дыма не было. Назавтра, вместе с начальником штаба полигона обзвонили все аэродромные службы,- ответ везде был один: никаких полетов в это время в радиусе 300 километров не было.
Он вспомнил: в первые годы над полигоном летали американские воздушные шары – шпионы, их запускали по западно-восточному переносу из Пакистана. Как - то, на его глазах, в озеро напротив 4-й, опустился такой шар. Все рыбаки на лодках кинулись к нему - спасать, думали – парашют. Но особисты быстренько всех отсекли, шар вытащили и под охраной отвезли на аэродром. Говорили, что один из летчиков авиадивизии полигона погиб, сбивая такой шар в районе Иссык-Куля: атаковать практически неподвижный объект скоростному истребителю опасно. Но здесь был не шар, их американцы давно перестали запускать.
Часто Полковник видел в полупустыне и другие труднообъяснимые явления. На «сайгачьей» охоте они как-то видели «посадку НЛО» за соседний холм: какое-то тело, рассыпая искры, опускалось на землю, потом с яркой вспышкой «унеслось в небо».
Иногда ночью на горизонте возникали кольца света, летящие на тебя, увеличиваясь, занимая полнеба; ты как бы влетал в это кольцо, оно уходило за спину, исчезая позади. Скорее всего, это было свечение газа в ударной волне сверхзвука при запуске ракет: Байконур был недалеко, трассы запуска, с учетом вращения земли, проходили близко от полигона. Тогда с Байконура запускали и баллистические ракеты.
Однажды, получив по секрету с площадки 3Д (наземного измерительного пункта космических войск) информацию о запуске с Байконура, он пораньше приехал домой и в момент запуска вышел на лоджию с сыном (сыну было лет семь). В предзакатном небе, на северо-западе показалось туманное облачко, летящее на восток; от него углом расходились светящиеся усы - ударная волна сверхзвука. Сын был в восторге, - созвал всех, - смотрите, космонавты летят! Через полтора часа они с женой смотрели в бархатно-черное небо, стараясь рассмотреть космический корабль, хотя и понимали, что орбита сдвинулась на полтора часовых пояса. Один спутник они увидели: крупной звездой, помигивая, он пролетел на фоне звездного неба; очень хотелось верить, что это именно тот. На следующий день по телевизору сообщили: запущен очередной корабль "Союз" с космонавтами на борту...
А в НЛО, пришельцев и прочую чепуху он не верил никогда, это было в "запределе" для его мышления. Чтобы улететь на Тау Кита или Эпсилон Эридана нужно, по меньшей мере, захватить с собой Луну и превратить все ее вещество в энергию по формуле Эйнштейна: Е равно МЦ-квадрат. Ну и не ломайте голову… Живите, пока не исчерпали Землю…
Полковник пожалел, что не успеет заехать в магазин на Полуострове к Светлане Семеновне, где "отоваривались" начальники определенного круга. У Светланы Семеновны (когда после реконструкции этот магазин открывали, встал вопрос - какую повесить вывеску: "Светлана" или "Семеновна") всегда был выбор конфет в коробках, коньяков, рыбных деликатесов, сервелатов, фруктов. Фрукты и овощи можно было купить еще и на рынке, который недавно разрешили открыть перед приозерским КПП. Там всегда были прекрасные алма-атинские яблоки. Если рынок уже закрыт, можно было поднять продавцов, ночевавших здесь же в машинах и под открытым небом; торговали они круглые сутки.
Купив пару килограммов сочных и красивых яблок, проехали КПП и направились прямо, - через Полуостров. Слева от "центральной" улицы Полуострова, вдоль берега, располагались домики строительного начальства с садами-огородами, гаражами и курятниками. Здесь, недели две назад, начинающий водитель, только-что купивший "жигули", - зам Аамана полковник Деркач, въезжая в гараж, нажал на газ вместо тормоза, - снес заднюю стену гаража, расположенный позади курятник (вот шуму было!) и улетел бы в озеро, если бы не толстое дерево на пути.
Свет в магазине Семеновны не горел, проехали мимо, и через пять минут были дома. Аман уехал в казарму, Полковник поднялся на свой второй этаж. Дети не спали, в каникулы они всегда ждали его возвращения, поэтому он старался не задерживаться. Повисли на шее, затеребили, - когда поедем на рыбалку на "Зорьку", - домик на берегу около Сары-Шагана, где бешено клевали двадцатисантиметровые амурчики; поедут ли они в этом году в пионерлагерь "Орленок" в горах под Алма-Атой, очень им понравившийся; когда папа полетит в Москву, - дочери просто необходимо что-то супермодное, что можно купить только там; когда и куда поедем в отпуск (Тут Полковник высказал неожиданно пришедшую мысль: - А давайте съездим на Иссык-Куль, когда еще потом удастся.). В общем, - повседневный семейный быт, - отдых и отвлечение от ежедневного "хождения по кругу" на работе, где все известно, все уже проходили, на все есть готовые решения. Полковник работал в этой должности четвертый год, а он знал, что дольше пяти лет на одном месте, или в одной должности работать вредно,- засасывает рутина, - нужно менять обстановку или уровень решаемых задач. До сих пор это у него получалось, пора было задуматься о новых переменах.
Возможности для роста на полигоне были, - недавно Спиридонов предлагал ему повышение, но он не согласился, - потерял бы независимость, а лишние деньги его мало интересовали.
Платили на полигоне больше, чем в других частях, - доплачивали 15 процентов "районных"- за полупустыню, и 20 процентов "за секретность", так что получал он около 550 деревянных, чего хватало. Еще и жена работала. Правда, все "накопления" уходили на отпуск, так что "загашника" практически не было.
Секретность на полигоне была доведена до абсурда. 20-ти процентная надбавка, конечно же, не компенсировала связанных с нею проблем и неудобств. Минимум "вторая" форма допуска, при которой проверялись все родственники до седьмого колена, пропускная система, при которой "особисты" могли не пустить в Приозерск любого приезжающего погостить (кроме, разве что, отца с матерью). Однажды Полковник получил телеграмму от племянницы из Питера: "Встречайте... поезд… вагон...", было всего два дня на оформление пропуска, и чего это ему стоило! Сам начальник Особого отдела звонил по спецсвязи, три часа ждал ответа, только после согласия «Центра» дал добро. Скорость проверки наводила на мысль, что в Центре есть досье на всех, в том числе - на его студентку-племянницу и на всех ее родственников.
А в самом начале, на 54-й, был анекдотичный случай. Уполномоченным особого отдела был там капитан, всегда мрачно-пьяный и таинственно молчаливый. Однажды он завел с Полковником(тогда - старшим лейтенантом) разговор, что надо, мол, помогать органам, - кругом полно ротозеев, а то и потенциальных шпионов, так что - сообщай… Полковник радостно поддакнул - «Ну конечно, об чем речь! Да я тебе про всех расскажу, особенно про начальство: кто в Балхаш к девкам ездит, кто с кем здесь развлекается...» Капитан посмотрел на него тяжелым взглядом, повернулся и пошел; больше он никогда с Полковником не общался.
Полковник постоял под душем, поужинал и уселся перед телевизором посмотреть «чего-нибудь» из той, другой, жизни. Телевидение организовали несколько лет назад, построили телевышку. Полковник участвовал в его создании, даже на вышку залез как-то. Телевизор был ламповый, черно-белый, «цвет» обещали сделать в следующем году. Рядом стоял таких же размеров ламповый магнитофон с зеленым моргающим глазком; на нем крутили ужасного качества записи Высоцкого, Окуджавы, доходившие сюда в десятых-двадцатых копиях.
Пятница началась как обычно. За вчерашний день ЧП не было, обошлось без разборок. Совещание у Спиридонова прошло успешно, сказалась подготовка; особенно помог начальник 3-го (вычислительного) управления Мартьянов. Доложился Тарновскому, не ожидая вызова. Долго дозванивался в Москву по безобразно работающей связи. ЗАС булькал на всех коммутаторах, передавать пришлось по слогам и по буквам. Час потратил на посещение «восьмерки». И все.
Все приезжие в пятницу улетали в Москву, заготавливали рыбу и не беспокоили; провожать сегодня было некого. Поэтому уже в шесть он был дома, в восьмом часу, когда немного спала жара, пошел с детьми на озеро. Городской пляж был переполнен, вечер - лучшее время, когда не так жарко и стихает постоянно дующий ветер. Сходил на лодочную, прокатился на водных лыжах. Завтра нужно будет свозить детей на «Зорьку», - половить рыбу.
Сары – Шага
(полудокументальная повесть)
Часть 2 (окончание)
В разгар лета на полигоне поднялся переполох. Уровень переполоха был сравним с предшествовавшим посещению полигона Министром обороны маршалом Гречко. Значит, едет высокое начальство.
Приезд Гречко был еще свеж в памяти. За неделю до приезда появилась команда подготовки из Москвы: все обследовали, дали указания, проинструктировали, – программа осмотра, чем кормить, как развлекать. Главное – отдых должен быть идеальным.
Готовились аврально. «Люксы» подремонтировали, траву подкрасили, на пляж завезли песок. С «идеальным отдыхом» было сложнее, - Гречко и сопровождавший его начтыла были ростом под два метра и солидного веса.
На чем спать укладывать? Взяли по три стандартных деревянных кровати,
По две соединили продольно, сняв задние спинки, третьи приделали в ногах
поперек. Все прочно свинтили. Полковник ухохотался, глядя как два солидных дяди – нач.КЭУ и нач. тыла «испытывали» кровати, прыгая на них задницами. Кровати выдержали. Трофимчук дал «добро».
От приезда министра ждали подарков: вот увидит, как мы тут мучаемся, - глядишь – денег прибавит, или поблажки какие даст. Не дождались.
Наоборот: когда Гречко увидел выстроившихся офицеров 40-й – все были в рубашках без галстуков, некоторые рукава засучили, - громогласно спросил:
- Это что за партизаны здесь собрались?! Кто разрешил?
Бледный Трофимчук беззвучно шевелил губами…
Неожиданно помог командующий округом:
- Товарищ Министр, у нас сложный климат, - летом одни в горах по снегу ходят, другие здесь на солнце плавятся. Ну я и разрешаю иногда, в экстремальных условиях…
Гречко подумал (командующего не накажешь – его ЦК назначал), но, уходя, все же провозгласил:
- Чтобы я этого больше не видел!
Так и парились потом в джентльменском виде...
Кстати, в армии была целая наука – как обращаться к начальству.
Однажды на полигон прилетел Главком ПВО маршал авиации Судец. В этот день Полковнику «посчастливилось» дежурить по 40-й. Начальник полигона – Марков, убежденный строевик, устроил ему экзамен:
- Вот я – Главком. Иду тебе навстречу. Так, правильно, ты идешь тоже. Ногу выше, строевым! Ты где встал? Это передо мной ты можешь в двух шагах, а перед Главкомом – в четырех! Еще раз!.. Громче! Какой тебе «Товарищ Маршал»! Маршалов у нас навалом, а Главком один. Да он еще – авиации… Вот если бы ему позавчера Маршала Союза присвоили – он был бы «товарищ Маршал Советского Союза"...
На этот раз приезжал Леонид Смирнов, председатель ВПК при СМ СССР со свитой.
На «Камбале» перед самолетом выстроилось начальство – местное и прилетевшее заранее, генеральные и главные конструкторы (для них ВПК – главный работодатель), остальные толпились в сторонке. Полковник встречал своё ПВОшное начальство –Геннадия Смирнова, много лет отдавшего Приозерску, и «наших» представителей в ВПК В.М.Каретникова и В.С.Дубровского, очень много сделавших для полигона. По дороге на 4п Дубровский подробно рассказал о программе осмотра, кого будут бить, а кого – гладить, о чем надо, а о чем не надо говорить.
В этот день совещались в узком кругу, главное – на завтра.
Со своими вечером посидели, но не очень – завтра будет напряг.
Утром все собрались у «люксов», толпа – машины ставить некуда. Масса знакомых.
Из генеральных и главных конструкторов – Б.В. Бункин, В.К. Слока, А.Н. Мусатов, Ю.Г.Бурлаков и другие. Только «ракетчики» были во вторых лицах, - пусков не предполагалось.
Распорядитель из свиты Смирнова объявил: - Едут только непосредственные участники, не больше 10-ти машин, никаких УАЗов. Остальные ждут на объектах.
Машину Полковника, увы, отсекли. В это время его увидел Борис Васильевич Бункин, подошел, поздоровался и предложил ехать с ним в его «Волге». – По пути дела обсудим.
Вышел Смирнов, все разошлись по машинам.
Смирнов был невысоким плотным старичком за 70, волосы у него на голове были даже не белыми, а желтыми. Но был он подвижным, демонстрировал хорошее знание дела, память, острый ум и неплохое чувство юмора. Кремлевская клиника работала идеально.
Б.В.Бункин всегда был не только гениальным ученым, но и простым, открытым в общении человеком.
Однажды дверь в кабинет Полковника открылась и на пороге появился Б.В. Полковник даже растерялся, - обычно общение с Генеральными происходило по крайней мере в кабинете начальника полигона.
Поздоровавшись, сели напротив за приставным столом.
- Чем обязан такому неожиданному посещению?
- Вы знаете, у нас проработан проект накачки генераторов от высокого напряжения – 35 КВ. Все готово, даже изолирующая плита для ввода в корпус. Осталось подвести 35 киловольт. Линия рядом, метров 600, деньги у нас есть, но нет «лимитов» по Спецэлектромонтажу. А у Вас они есть. Не могли бы мы договориться?
Полковник помнил все «плановые» детали, поэтому сразу ответил:
- Да, Борис Васильевич, лимиты есть, так что сделать можем. Но – проект должен быть выдан соответствующим проектным институтом, и нужно будет в Москве «подтолкнуть» руководство Минмонтажспецстроя. Это – за Вами.
- Нет вопросов…
Попрощались, довольные друг другом.
В машине вместе с ними ехал еще один главный конструктор, но по другой тематике. Ему все вокруг было интересно, он засыпал Б.В. вопросами. Б.В. неохотно, но интересно отвечал – про спутники с ядерным источником энергии (один недавно рассыпался над Канадой), - что их запускают на 100-летнюю орбиту, какую информацию они выдают. Что атмосфера «распухает» при солнечных вспышках, - они неожиданно тормозятся и падают раньше времени. Про перспективы и проблемы лазерных систем. Полковник же комментировал окружающее – где что.
Незаметно, в разговорах, проехали 30 километров до 38-й.
Главным вопросом на 38-й была «Аргунь». Эту РЛС целеуказания для ПРО «клепали» уже долго, но безуспешно. Антенна «Аргуни» - наклонно-поворотная с фазированной решеткой - имела преимущества перед «секторными» РЛС – 360 градусов по азимуту и 0-90 – по углу места. Но и недостатки – меньшую дальность и точность, свойственную механическим системам. Разместить ее решили на пилоне здания 10а бывшей системы «Алдан». На заводе «Большевик» в Питере изготовили опорное кольцо диаметром 6 метров, его поверхность была отшлифована с точностью 0,1 мм. Вдруг выяснили – пилон не выдерживает усилий на скручивание при ускоренном повороте 9-тонной антенны.
- Вопрос строителям: - Когда усилите пилон?
-Строители (Ааман): - Так дайте чертежи.
- Проектировщикам: - Где чертежи? – Так дайте исходные данные… нагрузки…
Смирнов жестко пресек споры, дал месяц на «утряску». Дубровский потом всем плешь проел, но, несмотря на это, «Аргунь» сдали только через несколько лет.
Посмотрели первую на полигоне современную ЭВМ «БЭСМ-6». Она занимала на порядок меньше места, чем самые продвинутые варианты М4 - М40, ставилась на фальшпол, - будущее нашей электроники.
Потом поехали к Б.В.Бункину на 2506.
По пути остановились возле уникальной юстировочной мачты. При высоте 100 метров ее верхняя площадка с юстировочными приборами при самом сильном ветре отклонялась не более, чем на 2-3 см. Мачта смонтирована в трубе, труба и мачта имеют отдельные растяжки с системами виброгашения. Проектировала ее, кстати, жена одного из лучших друзей Полковника, Василия Фетисова – Галя, назвавшая своего младшего сына Димой, заодно с младшим сыном Полковника.
Доехали до развилки, где стоит котельная. Налево – к «Терре» Н.Устинова, дальше, через злополучный переезд чугунки – к позиции С-300 Бункина. Полковник, наверное не совсем тактично, вспомнил о том печальном случае (он участвовал в разборе ситуации). Б.В., помрачнев, ответил: - Да, погибли светлые головы, а в этих головах погибли многие идеи, которые они реализовали, но даже не успели положить на бумагу… Полгода все восстанавливалась...
Однажды проводили очередные испытания С-300 на 72-й. Был Б.В., полигонное начальство. Стояли все метрах в ста от старта (испытывался первый вариант – все блоки управления – в контейнерах). Ракета выскочила из контейнера, запустилась и… через несколько секунд самоликвидировалась. Взрыв был впечатляющим. Обломок текстолитового стабилизатора в полквадрата, толщиной три сантиметра упал метрах в десяти от Бункина. Тот посмотрел на него, плюнул и пошел к машине. Как выяснили потом, оборвался провод от ракеты к контейнеру, а при его соединении какой-то «дядя Вася» перепутал концы.
В этом районе весной были самые большие поля тюльпанов – до самого горизонта. Весной, в период цветения, на этих полях можно было увидеть десятки машин приехавших за цветами. Здесь, недалеко от 38-й, был один из лучших пляжей – с мелким гравием. Полковник часто привозил сюда детей купаться. А справа от пляжа была та самая скала из вулканических бомбочек с кварцевыми кристаллами внутри.
Направо от развилки – дорога на лазерный объект Б.В. 2506 «Омега». Здесь Б.В. оправдаться было не чем. Мощности лазеров в то время были невелики из-за очень низких КПД и мощности накачки, сбивать что-то не удавалось. Единственное, что он мог предложить – ослепление пилотов, но этот способ поражения был признан «негуманным». Будто влепить снаряд или ракету и разорвать пилота на части - гуманнее.
Б.В. много говорил о перспективах, о разработке новой «Омеги-2» с накачкой от МГД-генераторов…
Тут Смирнов дал волю сарказму: - Опять накачка от одноразовых? Уже проходили с Никодимом. (Устиновым). А новую систему лучше назови не «Омега-2» а, скажем «Сигма» или «Дельта», а то примета плохая…
Полковник как-то присутствовал на облете «Омеги». На экране панорамного обзора появлялось окно точного наведения, где ясно видны были лица пилотов. От мысли, что одним нажатием кнопки их можно ослепить – холодок по коже… Хотя и знал, что это всего лишь проводка.
Следующей по пути была площадка 3Д. Она не входила в состав полигона, ее посещение не планировали. Однако все командование площадки выстроилось вдоль дороги, приветствуя кортеж.
Площадка 3Д – в/ч 14045 – НИП-3 (наземный измерительный пункт) космических войск. Сюда для связи с пилотируемыми КА прилетали известные космонавты, - однажды был Леонов. При каждом полете космонавтов кто-то из их отряда сидел на 3Д (чаще – будущие). Прилет означал – скоро очередной запуск.
На площадке стояло около десятка антенн, в основном под РПУ. Но две – на пилонах – были открытыми; интересно было смотреть, как их чаши медленно и синхронно поворачиваются вслед за спутником.
У Полковника еще с капитанских времен сложились хорошие отношения с НИПовцами. Он помогал им, когда имел возможность, они считали его своим. Даже давали информацию об ожидаемых запусках. Командир части Босов по секрету рассказал ему, что у него на территории есть два объекта, куда даже он не имеет доступа. И показал: два купола, на полузаглубленных бункерах. На каждом работали по два офицера из Москвы, менявшиеся через полгода. Жили они отдельно, ни с кем близко не общались. На свои объекты ходили по строгому графику.
До сих пор у Полковника хранится грамота от в/ч 14045 «в связи с 10-летием части» от 04.10.67. Ну не могли же они написать – в честь десятилетия запуска первого спутника!
Проехали 3Д, следующей была площадка 14 -15. Здесь должны были разгореться основные баталии.
Первым объектом на 14-15 была РЛС «Дунай-3УП» главного конструктора А.Н.Мусатова.
Полковник до сих пор считает этот объект предметом своей особой гордости. Единственный и неповторимый факт - сложнейшая РЛС создана менее чем за три года. От первого ковша экскаватора до включения на боевой режим. А.Н. Мусатов был великолепным организатором. Он сумел убедить строителей (тогда ими командовал Деев, человек новый, не очень разбиравшийся в приоритетах), что его объект – «самый – самый»… Строители пахали день и ночь. Полковник, курировавший объект с «нуля», увязывал технологию с конструкциями, разводил кабельные потоки с системами охлаждения и волноводами, проверял тысячи кабельных адресов. А кабеля там было немеряно. Силовых – 50 км, контрольных – 60 км, радиочастотного (самого дорогого – РК - 75-1,5-11, с серебряной жилой и посеребренной оплеткой) – 250 км (годовой объем единственного завода-изготовителя). ЭВМ были старенькими – 5Э51, занимали целый этаж, поэтому так много кабелей. И обязательный в то время «подэтаж».
И, естественно, день и ночь трудились монтажники – Ипполит Пясковский от ГПТП и Феликс Седловский от Минмонтажспецстроя.
Проектировщики и технологи приезжали на объект, только чтобы подписать внесенные монтажниками с Полковником изменения, позагорать и половить рыбу.
Мусатов начал докладывать: - РЛС непрерывного излучения состоит из передающего и приемного центров, соединенных гетеродинной линией. При сканировании в фазированной решетке используется частотно-линейная модуляция для определения дальности и азимута и частотно-фазовая для определения угла места. Общая мощность – 280 КВт, излучения – 1,5 МВт, углы обзора 45 на 45 градусов, дальность 3000 км, точность по дальности – 500 м, луч в анализе по углам 0,5 на 0,5… Синхронизация приемной и передающей позиции – 0,1 градуса… Впервые все ЭВМ «выстроены» в очередь, что резко повысило быстродействие (до этого каждая ЭВМ «отвечала» за свой сектор)…
В это время на табло прочерчивались трассы спутников, обнаруженных станцией. Табло было дохленькое – небольшого размера, из красных лампочек, что несколько смазало эффект. Потом Мусатов на вопрос Полковника сказал: - Да уж год как заказали нормальное, все тянут…
Эта РЛС до сих пор считается одной из лучших.
Станции «Дунай – 3У» конструкции А.Н.Мусатова были построены и введены в строй в системе ПРО. А его, к сожалению, постигла та же участь, что и Кисунько… Много позже Полковник провожал его в последний путь на стадионе в Покровском-Стрешневе…
Дальше, за передатчиком «Дуная-3УП», готовился к запуску объект «Неман» Ю.Г.Бурлакова. Это была уникальная РЛС, не пошедшая в серию, но достойная упоминания, как достижение наивысшей технологии того времени.
Представьте себе: на наклонном металлическом подиуме – две полусферических линзы Люнеберга, - ну прямо – таки женская грудь! Линзы выполнены из специального пластика, преломляющего радиоволны. Создать его удалось только нашим химикам. Американцы пытались, добавляли в пластик металлические шарики и много еще чего, но у них так и не получилось. Подиум, за счет отражения, виртуально превращал полушария в шаровые линзы. Позади линз ярусами располагались передатчики – приемники сигнала. Их довольно-таки большие размеры снижали точность, что было главным недостатком. Туда бы нынешние матрицы на современной элементной базе…
В вычислительном зале «отчитывался» В.С.Бурцев:
- На объекте смонтированы две новейшие ЭВМ «Эльбрус» двухпроцессорного состава нашей разработки. Процессоры имеют производительность полмиллиона операций в секунду, объем памяти доведен до 8-ми мегабайт (!), но мы намерены в следующих разработках превысить 100 мегабайт. Впервые на этих ЭВМ доказана возможность увеличения числа процессоров до 10-ти, что резко увеличивает производительность. Вся ЭВМ, включая память, выполнена на новой элементной базе…
Правда, память по-прежнему занимала несколько солидных шкафов.
Смирнов внимательно слушал, задавал вопросы, видно было, что он доволен. Действительно, создание «Эльбруса» было прорывом.
Только спросил с усмешкой:
- А ваша машина не запустит ракету на Караганду, как уже было?
- Нет-нет, что Вы! . У нас подстраховка…
И сделал одно замечание:
- Вот мы уже решили с нашими друзьями в соцстранах – делать все ЭВМ по единому стандарту – ЕС. А у Вас каждый сам по себе. Бурцев – одно, Карцев – другое… И ничто не работает с тем, что уже стоит. Опять же проблемы стыковки – вот ввели космический эшелон, - второй год стыкуете с КП. Сели бы за стол Бурцев, Карцев и СНИИ-45 и договорились …
Бурцев пошутил (с намеком):
- Вот сейчас будем обедать за одним столом, там и договоримся.
Дорога у 14-15-й проходит по самому берегу, вдоль очень неплохого пляжа, хотя на нем редко кто купался. Может быть боялись «заднего лепестка», - вдруг станции включены. Там все были грамотные.
Немного дальше на берегу было удивительное для купания место, - несколько деревьев росли полукругом, в центре – песчаная площадка. И удобный вход в воду. Однажды Полковник завернул туда искупаться, но неосторожно заехал на песок, и… увяз. Пришлось ловить на дороге – за километр - машину и вытаскивать его «жигуля».
Время подошло к обеду, решили ехать на 4п, а «восьмерку» посетить позже, - благо она рядом. Смирнов с избранными обедал в первом «люксе», остальные – во втором. За обедом зам «чи-гу-мо» генерал Михаил Григорьевич Мымрин очень интересно рассказывал о ПВО во Вьетнаме и Египте. Как, например, включали в систему С-75 «интеллект»: - чтобы не засекли по излучению, выключали на РЛС высокое напряжение, а на ее верхнюю точку сажали самого глазастого солдата с биноклем. Увидев «Фантом», он кричал: - Вижу цель! Азимут…! И сыпался вниз. Врубали высокое и стреляли. Как разделяли дивизион пополам и разносили половинки на местности. Идут две пары «Фантомов» - первые две ПУ –«Шпок-шпок!» - сбили. Вторая пара атакует стрелявших – взорвали пусковую и ТЗМ. На выходе их вторые две ПУ – «Шпок-шпок!» - тоже завалили.
М.Г. Мымрин был прекрасным человеком, а рассказчиком – заслушаешься. Он любил первым получать все новости с полигона, и Полковник часто этим пользовался, хотя тот и не был его «прямым» начальником. Взамен всегда получал его поддержку и помощь. Очень жаль, что Михаил Григорьевич так рано ушел от нас.
На «восьмерку» выехали заранее. Там завершался монтаж стенда «Дарьял – УП» и строился стенд «Дон-2НП», прототипы станций СПРН и ПРО.
Даже простенький, урезанный стенд «Дарьял» производил впечатление. В зале на обозрение был выставлен передатчик - пятиметровая «бандура» весом в пять тонн.
Докладывал главный конструктор Виктор Иванцов:
- Передатчик имеет … каскадов, выходной - на ЛБВ, мощность … На торцевой части передатчика расположено энное количество излучателей, имеющих полусферическую диаграмму, суммарная диаграмма – 6 градусов… в комплекте передатчики обеспечивают заданную диаграмму… Сканирование – фазово – фазовое… Анод ЛБВ охлаждается глубокообессоленной водой…
И так далее.
Прошли в помещения «спецтехники». Ионообменные колонны для обессоливания воды, заполненные специальными смолами (по 5000 тех руб. за тонну), нержавеющие насосы и трубы охлаждения, системы сжижения гелия для приемников… Умельцы Феликса Седловского как раз шлифовали на стекле графитовые сальники гелиевых компрессоров. Системы кондиционирования – целый этаж…
- Да-а… - сказал Смирнов, - все это – полстоимости объекта. Весь берег застроили монстрами, и каждый последующий на порядок дороже предыдущего…
Полковник уже задумывался над тем, что системы, создаваемые РТИ в погоне за дальностью обнаружения (более 20 тыс. км), ведут в тупик. Дальнейшее наращивание мощностей требовало усложнения систем обслуживания. Стоимость боевых объектов даже по тем временам была баснословной. Дороже обходились разве что подводные лодки.
Он знал о «холодной» войне РТИ с НИИДАР-ом, предложившим РЛС дециметрового диапазона с цифровой обработкой информации «Волга» на твердотельных элементах, в которой пока побеждал РТИ. При этом «Волга» отставала от «Дарьяла» только по мощности и дальности – 4800 км, по остальным параметрам и управляемости – превосходила.
Питерская «Светлана» охотно клепала лампы для РТИ, но никто годами не брался за разработку ВЧ – транзисторов мощностью в десятки ватт. Днепровский машзавод – изготовитель передатчиков – категорически отказался делать модули для НИИДАРа. Даже после того, как сняли директора ДМЗ Стромцова, его преемник Бояр продолжил сопротивление. Чтобы «пробить» «Волгу», потребовались годы. А чему удивляться: «куратором» ЦК по этому направлению был выдвиженец от РТИ – В.Ф.Федоров. В итоге делали ее уже в России.
Для примера – хроника «Волги» в Барановичах:
1977 – решение о проектировании, 1981 – повторное;
1982- эскизный проект (А.Мусатов), 1984 – второй эскиз (С.Миронов);
1986 – начало строительства; приостановлено сначала Горбачевым, потом – Лукашенко;
1995 – продолжение строительства;
2003 – постановка на боевое дежурство
Кстати, когда сгорело радиопрозрачное укрытие в Печоре (вся Печора вышла на улицы, как на фейерверк), одной из причин рассматривали сложение мощностей нескольких передатчиков в одной точке из-за рассогласования при настройке. Мощности, чтобы поджечь, хватало. Правда, была и другая версия, - что какой-нибудь дядя Вася забыл на РПУ зубило.
Здесь Полковнику вспомнилась история о радиолампах, впервые услышанная от Мымрина: Когда на дальнем Востоке Беленко угнал в Японию МИГ-25, американцы, разобравшие его до винтика, обнаружили, что вся авионика сделана на… пальчиковых лампах. Долго хохотали, а потом задумались: при ядерном взрыве все транзисторы накроются, а здесь – только пустота и проволочки.
Потом посмотрели строящийся «Дон-2НП», докладывал В.К.Слока.
- Стенд создается для проверки принципов, заложенных в РЛС ПРО системы А-135, проектируемой для московского региона, – обнаружение и селекцию БР на расстояниях до 6000 километров. В составе стенда девять передатчиков и двадцать восемь приемников… Стенд позволит получить… Срок ввода - …, однако срываются сроки монтажа металлоконструкций из-за проектных неувязок…
Смирнов: - Ну и что скажут строители?
Строители (Ааман): - Да мы тут вообще ни при чем.
- А кто причем? - Стальконструкция.
Стальконструкция: - Так чертежи такие – каждую вторую железку дорабатываем…
Мымрин – к Полковнику: - Ну-ка скажи, ты всех знаешь.
Полковник: - Да, работает Стальконструкция, но антенны она делает по договору с ГПТП, так что строители ни при чем. А проект, естественно, выпущен Проектстальконструкцией.
Леонид Смирнов: - А-а-а… Понятно! Одного гнезда птенцы! Вот и решите между собой. А я напомню вашему министру…
Выкрутился. И своих не подставил, и дело сдвинется.
Слока: - Для исключения засветки от местных предметов и биозащиты потребуется экран на расстоянии 1.5 – 2 км в секторе РЛС.
Мымрин: - Вот – вот! Он и в Подмосковье требует вырубить леса вокруг на десять километров! Забор здесь – ладно, для чистоты эксперимента. А леса рубить не дадим!
Подведение итогов решили провести в форме заседания ЦМОГ.
ЦМОГ ( Центральная межведомственная оперативная группа) была создана для оперативного решения задач по полигонным и другим объектам ПРО-СПРН. Руководил ею начальник 10-го ГУ МРП Вячеслав Дудко, которому подчинялись ГПТП и НПО «Комета». Дудко дружил с Полковником, часто общались неформально, но в деловых отношениях был принципиален.
В то время было модным рисовать «сетевые графики» выполнения работ, обрабатывать их на ЭВМ, определяя «критические точки» или линии.
На графиках была тьма кружков, треугольников и квадратиков, каждый из которых обозначал взаимосвязанные события (сдачу под монтаж, поставку аппаратуры, монтаж, обвязку, настройку и т.д.). На соединяющих их линиях указывались исполнители, количество работающих и дней работы. Отстающие на огромном плакате графика выделялись красным цветом. И не придерешься – все определил беспристрастный компьютер.
Дудко доложил, перешли к обсуждению.
Все понимали, что заседание, в конечном итоге, будет театром одного актера, и ждали заключительного слова Смирнова.
Главное, что сказал Смирнов:
- Враг не дремлет.
- Мы должны дать адекватный ответ.
- Этот ответ не должен разорить страну, поэтому сокращайте затраты.
- Не позволяйте ошибок, подобных «Дуге».
- Ускоряйте ввод уже утвержденных объектов.
- Быстрее сделайте «Эльбрус-2».
- С – 300 – будущее ПВО.
- И вообще…
Все сделали соответствующие выводы.
Кстати о загоризонтных РЛС «Дуга».
По идее эти длинноволновые РЛС должны были обнаруживать объекты на «необозримом» пространстве за счет многократного отражения луча от тропосферы (слой F) и земли и соответствующего возвращения отраженного сигнала. Для «нормальной» работы требовались устойчивая тропосфера и огромная мощность излучения. Американцы посчитали, попробовали и бросили. Наши, узнав про попытки «амов», остановиться вовремя не смогли.
Много позже, на Николаевском филиале НИИДАР (опытном варианте «Дуги», специально направленном в сторону моря) Полковнику откровенно объяснили: - Мы никогда, даже в условиях невозмущенной тропосферы средних широт, не получали устойчивых данных по локации, даже в «односкачковом» варианте. Даже над морем, по самолетам. Все зависело от погоды, времени суток, активности Солнца и других влияний. Мы не знаем, откуда взялись «победные» реляции по результатам испытаний.
Несмотря на это, решение о создании двух узлов загоризонтной локации было принято. Считалось, что узлы должны стоять на дежурстве непрерывно 50 лет. Для этого построили два завода «шаапирования» металлоконструкций (для их защиты от коррозии). Стоили объекты немерянных денег. Потреблять должны были бешеные электрические мощности. Поэтому один из них разместили в зоне Чернобыльской АЭС, решив построить там четвертый блок.
В результате испытаний убедились, что «Дуга» неработоспособна, особенно в северных секторах, где тропосфера наиболее возмущена. Пытались договориться о «поджаривании» тропосферы передатчиками «Дарьяла» для образования «зеркал», предлагали использовать «Дугу-2» в Комсомольске-на-Амуре для определения самолетов над морем… В 1986-м авария на ЧАЭС закрыла первую «Дугу», позже пожар уничтожил вторую.
Эта разработка стоила В.И.Маркову должности Зам. МРП.
Разъежались, довольные отсутствием оргвыводов. Вообще-то Смирнов мог бы и объявить, что ЦК и СМ кого-то отстраняют или что – то отменя
Завтрашняя программа была ограниченной: полет на вертолете на «трехсотку» Б.В. Бункина, и на «шестерку» - на старты. Круг включенных был узок, Полковник в него не попал. Не попали и его московские начальники, поэтому дальше они совещались в узком кругу. Полковник воспользовался случаем прояснить не совсем понятный ему вопрос: почему СПРН идет «впереди паровоза», а ПРО делают «ни шатко, ни валко»? (задержки с вводом А-35, особенно КП ПРО, с разработкой А-135; почему провалены объединенные системы «Аврора» и «Застава»?).
И получил исчерпывающий ответ «для узкого круга»:
- Уж если супердержавы смогли договориться во времена «карибского кризиса», вероятность ядерной войны между ними практически можно исключить. Все понимают последствия. СПРН – «сдерживающий» гарант своевременного «ответного удара». При этом и наши и их проработки показали, что ни одна возможная система ПРО не отразит массированный удар, - в извечном соревновании «снаряд – броня» снаряд всегда побеждает. Но они делают «Сейфгард» (по политическим, либо коммерческим соображениям), мы вынуждены отвечать – политика... Кроме того, не секрет – многие страны работают над ядерным и ракетным оружием, вдруг кто-то в них сойдет с ума. Вот одиночные пуски мы должны отражать безусловно. Поэтому на первый план выходит «нестратегическая» ПРО.
«Головным» по ПРО был НИИРП. Этот институт собрал «под себя» все, что мог, включая СКТБ (технологическое) В.Г.Курбакова. В «лучшие» годы в нем работали около 20 тысяч сотрудников на более чем 220 тысячах кв. м площадей в Москве и Химках. При этом он имел одну собственную разработку – РЛС для кораблей типа «Зодиак» Архарова. И даже в главном – КП ПРО – делал только табло и общую конфигурацию.
Много позже секретарь парткома НИИРП Серафим Черкасов (по прозвищу – «шестикрылый») открытым текстом говорил Полковнику:
- «Вымпел» не любит ПРО! И вообще ведет неправильную политику! Поэтому я боролся и буду бороться с ним любыми методами!
И боролся, в основном - грязными. Пока не послали на повышение – в райком.
А «околонаучный» руководитель Д.И.Космачев объяснил:
- Мы не можем и не сможем отразить массовый налет. Наша задача – сбивать отдельные ракеты, запущенные из любой точки.
- А если, допустим, определили: летит неизвестно чья ракета из Индийского океана, и не на Москву, а, скажем, на Свердловск, что мы делаем?
- Ну что – что…Докладываем. А дальше - дело политиков… Опять же есть космический эшелон…
Вот такими, примерно, были «идеи» ПРО, а СПРН, беспроигрышную и дорогостоящую, гнали вперед.
Полковник видел красиво оформленный глобус, на котором большими секторами из красного оргстекла обозначались сектора обзора основных «Дарьялов», а незакрытые углы между ними – синими, меньшими, секторами «Дарьялов-У», «Даугав», позже – «Волг». И участвовал в подготовке постановления по «второму эшелону» СПРН.
Все эти разногласия и трения, конечно же, осложняли работы на полигоне. Но офицеры полигона и работавшие на полигоне прикомандированные делали свое дело, и делали его хорошо.
Особое положение Полковника на полигоне определялось тем, что его московское начальство подчинялось только Главкому, распределяло ресурсы (естественно – ограниченные) независимо от других управлений ПВО. И не давало своих в обиду. Поэтому делать или не делать что-либо зависело в большей мере от активности Полковника, чем от желания полигонного начальства. Всегда был довод – а что отменить? Спиридонов это понимал, поэтому никогда не «давил», а старался убедить его в необходимости тех или иных работ.
Однажды Спиридонов в присутствии Полковника пытал начальника УКСа:
- Вы думаете об обустройстве автополка?! Доколе машины будут зимой стоять на морозе! Даже мою машину греют всю ночь!
Начальник УКСа растерялся, - ну что ответишь на неожиданный вопрос…
Полковник пришел на помощь: - Я. как и Вы, думал об автополке, - моя машина мерзнет там же. Есть предложение: «промышленники» пробили поставку нам стандартных укрытий для техники, чтобы спрятать под крышу сотни неиспользуемых шкафов, стоящих под открытым небом. Думаю - как они стояли, так пусть и стоят, - использовать их все равно не будут – уже идут другие разработки. А укрытия можно использовать для автополка. Утеплив, естественно. Но монтировать придется самим.
Через три месяца Спиридонов накатал Полковнику аттестацию, достойную героя.
Полковник всегда старался делать все в соответствии с действующими законами и правилами. Это было несложно. На любые свои действия он всегда имел санкцию Москвы, решения которой были окончательными, или кучу других бумаг.
Однажды утром ему позвонил по ЗАСу Переслегин из ГШ ПВО.
- К тебе летит комиссия КПК ЦК КПСС. Помнишь начальника базы, которого ты выгнал из армии за воровство? Накатал на тебя телегу. Записывай обвинения… Я тоже в комиссии, готовься, наши оправдания привезу…
Комиссия партконтроля при ЦК славилась тем, что никогда еще никого не оправдала,- хоть что-нибудь да находила. Возглавлял «выездную» аж целый генерал, зачитавший «обвинения» в присутствии Полковника. В дальнейшем его не вызывали и не подпускали к материалам расследования. Только Переслегин звонил ему домой по телефону 22-35, обнадеживая.
Через неделю в кабинете Спиридонова подвели итоги расследования.
Генерал сидел за столом Спиридонова, Спиридонов скромно устроился у стены напротив Полковника. Он прятал глаза под бровями, но довольная усмешка, прятавшаяся в усах, выдавала его удовлетворение.
Генерал начал зачитывать: - По поручению Комиссии Партконтроля при ЦК КПСС произведена проверка… Проверкой установлено: все обвинения в адрес Полковника не получили подтверждения, а большинство являются грубыми инсинуациями…
Тут уж Спиридонов просиял – вот какие у него подчиненные!
Потом Полковнику сообщили, что в КПК не поверили выводам комиссии, затребовали все материалы на проверку. Но последствий не было, убедились, видимо, что все достаточно ясно…
Остаток дня все проводили по своему распорядку: кто-то организовал «симпозиумы», кто-то ловил рыбу…
«Свои» посовещались с Полковником по годовому плану, основным объектам, поставкам оборудования и аппаратуры. Отдельно обсудили «Окно» системы СККП. Выбор места размещения (в Нуреке) поручили полигону, хотя позже подчинили объект непосредственно Москве. Полковник входил в комиссию по размещению.
Г.П.Смирнов сказал: - Главком требует, чтобы объект разместили на высоте ниже 2200 метров, а телескопы ставят на вершинах, на 2300 – 2400. А выше 2200 нужно доплачивать всем аж по 50 процентов. Мы решили штаб части поставить ниже, а телескопы – где надо. В итоге вся часть будет числиться ниже. Имейте в виду…
Вот так-то!
На Камбале провожающие собрались заранее. Толпились группами, иногда объединяясь. В ВИП - зале – в задней справа части домика аэропорта, оборудованной столом, стульями и посудой, собирались компании провожающих. Задерживаться не рекомендовалось – всем надо…
Полковник пообщался с Зоей – «лицом Камбалы», поговорили о ее прелестной дочурке Але, - какие новые танцы она танцует. Попрощался с друзьями, договорились о встрече в Москве в следующем месяце.
Раздали талоны на коробки с рыбой. Разлили в ВИП-зале, помахали вслед.
В конце года многие получили награды. И Полковник получил самый уважаемый им орден – «За службу Родине» - первый советский орден не в форме звезды или флага.
Примечания автора:
Полковник – фигура «собирательная». Если кто-то узнал себя или кого-нибудь из знакомых – ошибся.
Все факты, кроме оговоренных, имели место в присутствии автора, или услышаны из первых уст.
Некоторые фамилии и названия изменены, факты сдвинуты во времени и в пространстве (для компрессии).
Автор